— Ты должна понять, что я почувствовал, когда увидел тебя в этом шикарном платье, такую изменившуюся. Чужую. У меня будто отняли кусок моей собственной жизни, — объяснял он.

— Ты сам говорил, что у любого человека есть прошлое и настоящее. Я очень взрослая, Андрюша. Наша встреча — это огромный для меня подарок, это счастье, это чудо. Но ведь и какая-то своя жизнь у каждого из нас уже состоялась. И от нее просто так не избавишься, правда? — шепнула она.

— Ну да, конечно. Но ты могла бы сказать, что у тебя есть…

— А зачем?

— Пойми, как-то странно это смотрится — то несчастная эта квартира, то шикарная шляпа и персональная выставка в центре города. Попахивает Кафкой.

Она радостно кивнула совпадению вкусов:

— Кафка и есть. Понимаешь, милый, я никак не могу смириться с ограничениями, которые накладывает любой образ жизни. Я ненавижу нищету, и поэтому у меня всегда есть деньги. Я терпеть не могу тщеславных людей, и поэтому свои деньги трачу только на то, что доставляет мне удовольствие. Когда я понимаю, что начинаю обрастать ракушками и водорослями, как корабль, что из-за этого теряю скорость, я сбегаю от этой себя. И мне до нее…

— Нет дела? — спросил он, вспоминая давешний разговор в парке.

— Ровным счетом никакого, — подтвердила она.

— Кажется, я тебя понимаю. Милая моя, как же мне с тобой хорошо… Но нужно ехать. Я обязательно позвоню завтра, часов в десять-одиннадцать утра, мы назначим встречу и во всем спокойно разберемся. Договорились?

— Конечно, конечно, милый.

Он встал, собрался и ушел; а она долго смотрела из окна вслед его отъезжающей машине, и не было в ее взгляде ни света, ни счастья, ни тревоги, ни ожидания. Но только безмятежный покой.

* * *

Случай, всего только случай подыграл одному везучему человеку.

— Ты крепко сидишь? — спросил Винни, подходя к товарищу.

Данди отложил кроссворд, которым развлекал себя минут двадцать или двадцать пять, и пожал плечами:

— Не падаю.

— Так сиди крепче. И держись за кисточку.

— Любишь ты дешевые эффекты, — не выдержал товарищ, страдавший от этого вот уже много лет подряд.

— Паузы, — поднял палец начитанный Винни. — Как писал бессмертный Сомерсет Моэм, чем больше артист, тем больше его пауза.

— Так ведь Моэм умер уже, — не слишком, впрочем, настойчиво уточнил Данди.

— А я бы не утверждал этого так уверенно, — сказал его друг. — Мы ведь тоже кое-кого похоронили и даже помянули. Правда, водка тогда была поганая, я тебе говорил. У меня полдня потом башка раскалывалась…

Данди смотрел на него, и глаза его постепенно сужались до щелочек:

— Значит, не ошибся ты, медвежонок Пух.

— Я еще тогда тебе говорил, что не ошибся. Дело не в этом. Ты спроси меня, с кем он встречался, вот спроси. А я тебе отвечу.

* * *

Вернувшись домой для решительного разговора с подругой, Андрей обнаружил там не только Марину, но и мать. Обе не спали; и при первом же взгляде, брошенном на них, Трояновский понял, что этот вечер не сулит ему больше ничего приятного.

— Вот что я тебе скажу, — начала Марина, — если ты и дальше так будешь меня оскорблять и изводить, я покончу с собой. Освобожу тебе жизненное пространство. Потому что деваться мне некуда.

Наталья Николаевна веско добавила:

— Она не шутит, Андрюша. Я сижу с Мариночкой весь вечер, ей было очень плохо. Ты добьешься, что она потеряет ребенка, и я останусь без внука.

— Мы даже не спрашиваем тебя, где ты был. — И девушка принялась всхлипывать.

Наталья Николаевна демонстративно кинулась ее утешать. Затем обернулась к сыну:

— Я виделась сегодня с этой Татьяной. Знал бы ты, что она мне наговорила. Вот послушай, тебе полезно будет.

Андрей тяжело опустился в кресло и закрыл глаза.

* * *

Капитолина и Олимпиада Болеславовны нервно пили чай на кухне, когда Тото вышла сказать им «доброе утро». Не выдержав немого вопроса в глазах тетушек, она призналась:

— По-моему, мы тепло попрощались. Он обещал позвонить сегодня утром, но интуиция подсказывает мне, что я не дождусь его звонка. Он соврал мне, тетушки.

— Может, просто не посмел сказать правду? — спросила Капа.

— Все может быть. Но уличать его во лжи или помогать я не имею ни малейшего намерения.

— Я понимаю тебя, деточка, — вздохнула Липа. — Может, лучше, чем мне хотелось бы.

— Он так и не сказал мне, что любит меня.

— Может, у него не было такой возможности? — уточнила Капитолина.

— Была.

— Тогда я очень в нем разочарована.

Татьяна возразила:

— И зря. Почти два месяца счастья — это намного больше того, на что может рассчитывать любой человек.

* * *

Она отправилась к Александру этим вечером не столько от того, что тосковала по нему, сколько повинуясь внутреннему ощущению, что ветер перемен уносит ее все дальше и уже пришло время расставить все точки над «i». Она ждала этого разговора, хотя и не радовалась ему, предвидя основную его канву. И легкая грусть охватывала ее при воспоминаниях о том, как несколько лет тому все было иначе и она думала тогда, что это — навсегда.

Говоров смотрел, как она хлопочет в его кухне, и напряженно размышлял. Он любил ее, любил, может, даже больше, нежели прежде. Теперь их связывали и пятилетнее прошлое, и привычки, и общий успех. Правда, при воспоминании об успехе его высокий лоб омрачался какой-то тенью.

— Ты мне не хочешь объяснить, откуда у тебя столько именитых знакомых, — начал он разговор о том, что томило его все дни, прошедшие после открытия выставки. — И почему ты не поставила меня в известность?

— А тон, — весело отвечала она, — тон как изменился. У тебя просто дар какой-то — контролировать и руководить.

— Нет, я же не требую ответа. Просто интересно, почему Чернышевский так свободно с тобой общается.

— Он вообще умеет свободно общаться, с кем угодно. Там большую часть цветника Пашка пригласил. Ну не дуйся. Ты использовал шанс?

— То есть?

— Познакомился, с кем хотел? Засветился?

— В этом смысле я, конечно, доволен.

— Вот давай на этом и остановимся, — неожиданно властным голосом приказала она. — Дай мне полотенце, будь любезен.

— А я хочу знать, когда это все наконец закончится?! — внезапно вспыхнул он.

— Давай поговорим спокойно, — предложила Тото миролюбиво. — Что именно должно закончиться?

— Твоя хваленая независимость, полная неподконтрольность. Я, чтобы ты знала, глупейшим образом выглядел, пока ты праздновала триумф. Это же надо — не сказать мне, что ты знакома с Чернышевским.