В гигантском, перетянутом железными балками внутреннем пространстве вокзала, в самом его центре, куда сходились все пути, Иуда и Каттер бросили свое оружие, как могли, отчистили одежду, заляпанную брызгами призрачного дождя, и смешались с потоком припозднившихся пассажиров и милиционеров. Затем сели в поезд.

Вагон, везущий рабочих на ночную смену, задребезжал над непримечательным городским пейзажем Ладмида. Когда на севере показались купола Нью-Кробюзонского университета, они вышли на «Узловой станции Седим». Дождавшись, пока платформа не опустеет, Каттер повел Иуду к рельсовой развилке, откуда шла линия на Паутинное дерево и Собачье болото. Лунный серпик едва забрезжил над городскими огнями, когда они сошли на рельсы и двинулись на юг.

Несколько линий надземной дороги проходило по территории Коллектива — коллективисты даже пытались, чтобы не уступать Триеста, запустить собственную короткую надземку, от Сириакского пригорка до станции «Селитра» и от станции «Низкопадающая грязь» до станции «Обод». Обычные поезда и те, на которых развевались флаги Коллектива, должны были двигаться по одним и тем же линиям и тормозить над многоскатными крышами, разделенные несколькими ярдами пространства и вклинившимися в него баррикадами.

Огромные Ребра дугами вставали над городом. Примерно на середине, ярдах в двадцати над линией надземки, плавность изгибов нарушал обломок: в одно из Ребер попал снаряд. Белый зазубренный край уже слегка пожелтел. Внизу на улице Каттер увидел рваную дыру в одной из террас: туда, круша все на своем пути, упал отломившийся конец Ребра. Там он и лежал в окружении руин — костяная бомба весом в несколько тонн.

Они шагали по ничейному отрезку дороги, по обе стороны которой любопытными перископами выглядывали из болота городских улиц колпаки дымовых труб, пока не увидели на путях баррикаду, освещенную факелами. Внизу в переулках шел бой: внезапное нападение милиции заставило защитников отступить и сдать несколько улиц, но коллективисты продолжали сопротивляться, отстреливаясь из-за уличных киосков, будок вокситераторов и фонарных столбов.

Из-за баррикады приближался военный поезд. Иуда и Каттер видели его огни и чувствовали поток воздуха. Пассажиры поезда обстреливали милицию снарядами. Состав шел с юга, из доков Паутинного дерева.

— Стоять, ублюдки! — донеслось из-за баррикады.

Каттер приготовился упрашивать, чтобы их впустили, но Иуда вдруг вышел из ступора и возвысил голос:

— Знаешь ли ты, с кем говоришь, хавер? Пропусти меня немедленно. Я Иуда Лёв. Иуда Лёв.

Дверь открыла квартирная хозяйка Ори.

— Неизвестно, вернется ли он, — сказал Каттер, и женщина, отведя глаза и поджав зеленые губы, кивнула.

— Уберусь позже, — сказала она. — Он хороший мальчик. Мне он нравится. Ваши друзья здесь.

В комнате Ори оказались Курдин и Мадлена. Девушка была в слезах. Тихо, как мышка, она сидела у постели. Там лежал Курдин, кровь которого пропитала матрас. Он был покрыт испариной.

— Ну как, мы спасены? — спросил Курдин, когда Иуда и Каттер вошли в комнату, и, не дожидаясь ответа, добавил: — Жаркое тут вышло дельце.

Они сели рядом. Иуда обхватил голову руками.

— Мы взяли в заложники несколько человек — священников, членов Парламента, однопартийцев бывшего мэра. А толпа… Они просто взбесились, — покачал головой Кур-дин. — Он мертв или умирает. — Курдин постучал себя по задней ноге. — Этот. Который у меня внутри. Вот, собственно, и все, что случилось плохого. — И он лягнул свою израненную заднюю ногу. — Иногда мне казалось, будто он хочет куда-то пойти. У меня в животе узел. Интересно, когда они его туда вставили, он был уже мертвый или они сохранили ему жизнь? И как с его мозгами, они что, тоже там, внутри? Тогда он, наверное, сошел с ума. А значит, я был либо полутрупом, либо полубезумцем. А может, ходячей тюрьмой.

Он закашлялся, и выступила кровь. Долгое время все молчали.

— Жалко, нет, правда, так жалко, что вас не было с нами, когда все началось. — Курдин смотрел в потолок. — Мы сами не знали, что делаем. Люди на улице понимали все куда быстрее Союза. На нашу сторону переходили даже милиционеры. Приходилось бежать изо всех сил, чтобы не отстать от событий. Мы устраивали лекции, на них приходили сотни людей. Какты проголосовали за то, чтобы разрешить людям доступ в Оранжерею. Не буду говорить, что все у нас было хорошо, — нет. Но мы старались.

Снова наступило молчание. Мадлена не сводила глаз с лица Курдина.

— Хаос. Сторонники уступок требовали встречи с мэром. Петиционеры хотели мира любой ценой. Ястребы кричали, что мы должны раздавить Теш: по их мнению, город стал малодушным. Во главе всего — горстка людей Союза. И куча провокаторов вокруг. — Он улыбнулся. — Мы строили планы. И делали ошибки. Когда мы захватили банки, то Союз слабо настаивал на своей правоте или был вовсе неправ… в общем, дело кончилось тем, что мы стали брать у них деньги по мелочи, да еще с их позволения. Нам в голову не приходило, что это все наше.

Курдин долго молчал, и Каттер даже решил, что он умер.

— Когда-то все было совсем иначе, — сказал наконец Курдин. — Жаль, что вы этого не видели. А где Рахул? Я хотел поговорить с ним… Ну что же, он и те, кто с ним, кое-что увидят. Они ведь идут или нет? Одни боги знают, что им тут предстоит. — Курдин затрясся, как будто от беззвучного хохота. — Милиция наверняка знает о приближении Железного Совета. Это хорошо, что он возвращается. Пораньше бы только. Мы думали о них, когда делали свое дело. Надеюсь, они будут нами гордиться.

К полудню Курдин впал в кому. Мадлена присматривала за ним.

— Это он пытался остановить толпу, когда люди стали срывать зло на заложниках. Он пытался их защитить, — проговорила она.

— Слушай меня, — сказал Иуда Каттеру, они вышли в коридор; неуверенность Иуды как рукой сняло, он был тверд, словно железный голем. — Коллективу конец. Нет, молчи и слушай. Ему конец, и если Железный Совет придет сюда, с ним случится то же. У них нет шансов. Милиция соберется на границе города. И будет просто ждать. Пока Железный Совет сюда доберется — недели через четыре, так? — с Коллективом давно будет покончено. И милиция соберет все силы для того, чтобы нанести удар. Но я им не позволю, Каттер. Не позволю. Слушай меня. Тебе придется им сказать. Тебе придется вернуться и рассказать им. Пусть уходят. Отведи поезд на север, найди путь через горы. Делай что хочешь. Пусть бросают поезд и идут в разбойники. Все, что угодно. Только пусть не появляются здесь… Молчи.

Каттер хотел что-то сказать, но тут же закрыл рот. Он никогда не видел Иуду таким: все спокойствие святого как ветром сдуло, осталась лишь воля, твердая, как кремень.

— Молчи и слушай, — продолжал Иуда. — Тебе надо идти. Выбирайся из города как хочешь и иди их искать. Если Рахул или Дрогон вернутся, я пошлю их за тобой. Но, Каттер, ты должен остановить поезд.

— А ты?

Лицо Иуды застыло. Казалось, он впал в задумчивость.