Самый недавний пример удачной современной архитектуры – Розалинд-Франклин-билдинг Боба Эллайза. Это общежитие для молодых ученых, построенное в 1995 году, названо по имени рентгенографа Розалинды Франклин, рано умершей выпускницы Ньюнэм-колледжа, проделавшей серьезнейшую работу по подготовке открытия ДНК Криком и Уотсоном. Так что не все они стали «стаей школьных учительниц», по снисходительному замечанию Вирджинии Вулф, приехавшей в колледж в 1928 году изложить свое видение «сестры Шекспира» кембриджским студенткам.

К известным выпускницам Ньюнэма относятся такие писательницы, как Сильвия Плат, находившая, что все женщины-тьюторы – «синие чулки» со странностями, А. С. Байатт и ее сестра Маргарет Дрэббл, актриса Эмма Томпсон, теперешний генеральный директор Британского фонда охраны памятников истории и культуры Фиона Рейнольдс, феминистки Джермейн Грир и Мэри Арчер, специалист по солнечной энергии и невозможным мужчинам вроде Джеффри Арчера. Разве они не удивительны, эти old girls Ньюнэм-колледжа: Джулия Нойбергер, первая женщина-раввин в Англии, и Сесилия Гапошкин, первая женщина, которая стала профессором астрономии в Гарварде в 1956 году?

Однажды весенним утром я шел по цветущей вишневой аллее в саду Сельвин-колледжа и думал о Джоне Сельвине Гаммере, который учился здесь. В 1990 году, в самый разгар кризиса, связанного с «коровьим бешенством», он вместе со своей дочерью Корделией стоял перед камерой и заставил ее съесть бифштекс, чтобы заверить общественность в безопасности местной говядины. Здесь, в саду его колледжа, когда-нибудь установят памятник этому другу крупного рогатого скота: монументальный бифбургер от Класа Ольденбурга.

Сельвин-колледж, построенный в 1882 году, был призван стать цитаделью англиканского воспитания. Так он сейчас и выглядит. Тюдоровская неоготика, красный кирпич, как в Кибл-колледже в Оксфорде, чьи статуты были взяты Сельвин-колледжем за образец. Надпись на греческом над воротами – присяга верности идеалам «мускулистого христианства», эффектно воплощенным в жизнь Джорджем Огастесом Сельвином, давшим колледжу свое имя. Студентом он был участником первых гонок на яликах-восьмерках в 1829 году между Кембриджем и Оксфордом. Кембриджцы проиграли, а он впоследствии стал епископом Новой Зеландии.

Если бы члены Сельвин-колледжа не отвергли проект студенческого общежития, предложенный Джеймсом Стирлингом в 1959 году, у нас был бы повод задержаться здесь подольше.

А так мы идем дальше, к Сиджвик-сайт, где этот шотландский архитектор в 1964–1968 годах построил исторический факультет, принесший университету славу и множество неприятностей. Два семиэтажных прямоугольных крыла с административными помещениями и лекционными залами, а между ними веерообразный стеклянный купол библиотеки и читального зала. Для того времени это был шок: промышленный кирпич, блочное остекление! Все это годится для инженерного факультета, но не для исторической библиотеки! Стирлинг и в самом деле использовал материалы, которые раньше употреблялись только в теплицах и складских помещениях, и сделал это с такой скульптурной мощью, что это превратило его кембриджский проект в новаторский. Нравится вам это или нет, один из источников моды на огромные стеклянные атриумы в торговых и деловых центрах находится именно здесь.

После открытия творение Стирлинга постоянно ремонтировалось. Перебои с водоснабжением, недостаточная шумоизоляция, парниковая температура внутри – из-за кошмарных расходов на ремонт университету было бы проще снести непопулярное здание, но с весны 2000 года оно находится под защитой государства как памятник архитектуры. Вот так короток путь от эстетического шока до музейного статуса.

Соседство звездных архитекторов в Кембридже очень тесное: рядом со Стирлингом строил сэр Норман Фостер. Его здание юридического факультета (1995) открывается клиновидным атриумом, словно ясная, острая речь адвоката. На северной стороне – изогнутый фасад из силиконового стекла со стальными рамами; южный фасад строго вертикальный, наполовину из портлендского камня, наполовину из стекла, и все это вместе имеет обтекаемую форму, навеянную самолетостроением. Здание юридического факультета вносит элегантный акцент в пеструю архитектуру территории между Сиджвик-авеню и Вест-роуд. В этот продуваемый всеми ветрами, не полюбившийся студентам кампус, который лишь сейчас начинает преображаться, университет в 1950-е годы отправил гуманитарные институты вместе с концертным залом сэра Лесли Мартина, архитектора Королевского Фестиваль-холла в Лондоне. На краю нас ожидает находка: Музей классической археологии с учебным собранием более шестисот гипсовых слепков с античных шедевров.

В Кембридже, этом «хранилище знаний», как Гёте однажды назвал Иену, в колледжах и на факультетах насчитывается более сотни библиотек, но университетская библиотека одна. Ее почти пятнадцатиметровой высоты башня – не только верный ориентир, но и символ всего кампуса, появившегося под сенью этой книжной башни по ту сторону реки. Построив в третий раз новое помещение для библиотеки, университет отказался от своего исторического места в центре города. Тот же архитектор, что проектировал новую Бодлианскую библиотеку в Оксфорде, сэр Джайлс Гилберт Скотт, в 1931–1934 годах построил и Кембриджскую библиотеку.

Ржаво-коричневый кирпич, строгая симметрия, вертикальные полосы окон, тянущиеся на шесть этажей, – монументальное сочетание складского ангара и ассирийского дворца. Все в целом смотрится жестковато, во всяком случае не так гостеприимно, как красные телефонные будки, которыми мы обязаны тому же дизайнеру. И все же пользователи Кембриджской университетской библиотеки с семью миллионами книг и газет считают ее самой удобной библиотекой Европы из-за прямого доступа в библиотечные фонды. Только главный читальный зал, грандиозный, как вокзальное помещение, предлагает около шестидесяти тысяч справочных изданий.

До того как она приобрела александрийские размеры, университетская библиотека была весьма скромным учреждением. Сначала для хранения университетских книг хватало и пары сундуков, которые держали сначала в казначействе, а потом в восточном крыле Старой школы. Когда библиотека Питерхаус-колледжа насчитывала уже более трехсот томов, в университетском каталоге 1424 года числилось всего сто двадцать две книги. Прежде всего это были религиозные труды, теология и церковное право, но наряду с ними и классическая книга Средневековья «Утешение философией» Боэция, одна из появившихся около 1400 года иллюстрированных рукописей с чосеровским переводом. Кембриджская рукопись – одна из трех, сохранившихся в оригинальном состоянии.

В вихрях Реформации университетская библиотека снова похудела; правда, как раз в те времена она приобрела некоторые из драгоценнейших своих манускриптов, которые Мэттью Паркер, архиепископ Кентерберийский, завещал своей alma mater, в том числе такие англосаксонские основные тексты, как «Проповеди» Элфрика и «Пастырские правила» Папы Григория Великого, переведенные королем Альфредом. Еще в 1709 году в университетской библиотеке Кембриджа было не более пятнадцати тысяч шестисот девяноста трех книг и шестисот пятидесяти восьми рукописей. В том же году библиотека стала одной из пяти в стране, куда обязывались поставлять один экземпляр любой изданной в Великобритании книги. Это была привилегия, имевшая далеко идущие последствия. Правда, самые ценные поступления приходили из других источников.