Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кладбище в Тье было размером с город, и обычно посетители доезжали до нужной могилы на машине. Сейчас Корсо шел по сектору 94, «участку ангелов», где были похоронены новорожденные. Рядом с адом бедняков маячили лимбы детей, умерших еще до рождения, или тех, кто не дожил до трех месяцев. Душераздирающие детали: могильные плиты украшали цветы, крошечные теплицы, стеклянные вазы с игрушками, браслетиками и чепчиками для новорожденных…
Вскоре коп добрался до сектора 102, отведенного для тех, кто завещал свое тело науке. Место памяти и отрешенности: могилы были, естественно, пустыми, но с именами и датами…
И наконец, секторы 104 и 106, некая no man’s land[90] тех, у кого не было ни гроша, ни близких, ни цветочка. Именно здесь захотела покоиться Клаудия. И нетрудно, в сущности, догадаться почему: несмотря на свое богатство, буржуазное воспитание, элитное образование, адвокатесса считала себя одной из них. В собственных глазах она никогда ничего не стоила – и это «ничего» стало единственным смыслом ее существования. Следовало стереть все следы этой мерзкой истории – отец-убийца, нежеланные дети – и закончить здесь, среди нищих и безымянных.
Трудно было не найти мавзолея Клаудии.
Строение возвышалось среди горизонтальных могил. Безликая постройка, вне всяких стилей: простой цементный блок, скорее блиндаж, чем могила. Ни имени, ни даты. Корсо дошел до порога и повернул ручку железной двери: не заперто.
Внутри дневной свет падал из подобия бойниц, которых он не заметил снаружи. Лучи разбивались о пять гробов, установленных на ко́злах. Корсо задумался, является ли такое расположение пожеланием Клаудии или временным решением, перед тем как захоронить каждый гроб под отдельной плитой.
Он отметил, что на каждом из этих стандартных изделий из сосны имеется табличка, привинченная в изножье. Без малейшего удивления он прочел: «Софи Серей», «Элен Демора», «Марко Гварньери», «Клаудия Мюллер»…
Корсо задумался, каким образом ей удалось эксгумировать трупы и собрать их здесь. Хотя не так уж странно. В конце концов, она была адвокатом, знала, за какие официальные ниточки дергать, а у этих покойников не было родных.
Дойдя до пятого гроба, он наклонился, чтобы прочесть написанное на табличке. И тут же отпрянул, словно увидел ужасную рептилию. Так оно почти и было: там оказалось выгравировано его собственное имя. Что это еще за бред?
Гроб был не заколочен. Корсо снял крышку и заметил внутри белый прямоугольник: конверт. Вскрыв его, он достал пачку рукописных листков. Почерка Клаудии он не знал, но сразу понял, что это ее. Она оставила ему объяснительное письмо.
Его, и только его она выбрала хранителем своей тайны.
Корсо решил, что прочтет письмо здесь, в укрытии, по-прежнему слыша вдали рев сирен. Копы очень скоро найдут его и арестуют. Не важно, когда они его возьмут, он уже будет знать правду, а больше ничто не имеет значения.
103
Корсо,
если ты читаешь это письмо, значит ты проделал чертовски большой путь и знаешь теперь настоящую историю.
Когда я узнала правду о своем происхождении, моя жизнь остановилась. Мы не существа, Корсо, мы время. Просто отрезок времени на Земле. А мое время больше ничего не значило. Оно не было законным. Оно было лишь ошибкой, рожденной из жестокости и мерзости.
На протяжении нескольких лет я вела собственное расследование. Я шаг за шагом отследила все скитания своего биологического отца, его перемещений, преступлений, нападений… Вдоль восточной границы Франции я искала детей, ставших результатом изнасилования, брошенных малышей, не знающих имен родителей, и все, что могла вынести на берег эта волна насилия.
Мало-помалу я набросала портрет нашего семейства: Софи, Элен, Марко… За это время созрел мой план: истребить плоды семени Собески и использовать их смерть, чтобы окончательно уничтожить этого подонка…
«Неумолимо», мне нравится это слово.
Моя месть станет неумолимой…
Конечно же, ты не понимаешь, почему я убила своих близких и почему заставила их так страдать. Ты веришь в Бога, Корсо? Уверена, что да. Несмотря на твои замашки бродячей шпаны, внутри ты всего лишь боязливый мещанин, цепляющийся за ориентиры, которых у тебя никогда не было. Так что, как добрый католик, ты должен знать, что страдание очищает, что жертва искупает наши грехи, что чем больше оскверняется тело, тем легче возносится на небо душа…
Следовало пройти через эти убийства. Пытать моих жертв до пределов их сознания. Душить их в апофеозе боли. Это был единственный способ освободить их, вырвать из жалкой оболочки, из нелепого тела, порожденного злом.
Желаешь подробностей? Пожалуйста. Я познакомилась с Собески задолго до того, как приступила к выполнению своего плана. Разумеется, он вознамерился со мной переспать, но мне удалось перенаправить его извращенные инстинкты, указав ему путь в «Сквонк». Я познакомила его с Софи и Элен. Он приохотился к собственным дочерям – они разделяли с ним все самые порочные вожделения. Жаль, они не знали, что вместе нарушают один из наиболее мощных запретов – на инцест.
Было нетрудно убрать этих двух дурынд, помешанных на извращенных удовольствиях. Зато в Блэкпуле все пошло не так, как предполагалось. Это я убедила галериста из Манчестера пригласить Собески. После передачи полотна под Ла-Маншем (даже я так и не смогла узнать, о какой картине шла речь) следовало заманить его на север Англии. Я знала, что, оказавшись там, он не устоит перед нездоровыми радостями Блэкпула. Я надеялась, что он прикупит немного наркоты у Марко, но их встреча так и не состоялась. Не важно: достаточно было того, что подозреваемый оказался в районе убийства.
В ту ночь я убила своего младшего брата. Я вывезла его тело в море к «Black Lady», позаботившись, чтобы рыбак заметил меня. Мне понравилась мысль поместить труп в морские глубины, в прозрачную черноту, которая придавала новое звучание крику Гойи…
С расследованием все тоже складывалось не совсем гладко. Я постаралась убрать Софи Серей в день твоего дежурства, но тебя вызвали на другое происшествие, и дело отдали Борнеку. Видимо, высшие силы были на моей стороне, потому что в конечном счете расследование все-таки поручили тебе…
Начиная с этого момента мне оставалось только разбрасывать улики на твоем пути: тетрадь с эскизами в подвале «Сквонка», следы крови в мастерской Собески, подписи на картинах (я тайком купила эти образцы в лаборатории по переливанию крови)… Вмешательство Жакмара было чистым везением, картины Собески, написанные по фотографиям с мест преступления, могли все испортить, но ты держался за своего подозреваемого… Другой проблемой стал Матье Веран: когда он был вызван свидетелем во время процесса, я испугалась, что он может сообщить тебе о нашем близком знакомстве и о том, что сам учил меня искусству самосвязывания… К счастью, эту деталь обошли молчанием. Если бы ты понял, что я тоже занималась сибари, ты бы заподозрил тайную связь между мной и Собески. И был бы не прав: я изучила эту технику исключительно ради своей мести.
