litbaza книги онлайнИсторическая прозаЧерный огонь. Славяне против варягов и черных волхвов - Николай Бахрошин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 116 117 118 119 120 121 122 123 124 ... 138
Перейти на страницу:

Агни тем временем валялся в беспамятстве под стеной.

Пощупали, что живой, и решили его не трогать. Спит, наверное, герой, утомившись обильным, многодневным пиром, решили те, кто еще мог ходить и соображать. Это бывает, конечно… С героями сплошь и рядом бывает…

Жизнь воина — яростные бои и лихие нескончаемые пиры! Вот где его счастье, где веселье и радость…

7

Убегая от Юрича, князь Добруж беспрестанно погонял и людей, и коней. Только и разрешал, что соскочить размять затекшие ноги, наскоро кинуть кусок на зуб или по нужде отбежать. И опять — вперед и вперед, сжимая зубы, понукая коней, нитью разматывая за собой тропу. Словно не только от свеев, от собственной тени хотел убежать…

Если рассудить, большой надобности торопиться не было. Пришлые их не преследовали. Может, в горячке и сутолоке уличной битвы даже не обратили внимания, как князь с десятком отборных людей и двумя любимыми сыновьями Добрыней и Илюсой мечами проложили себе дорогу в подвалы, толковали между собой уцелевшие ратники. Уж точно не заметили, как выбрались беглецы через лаз на берег Иленя. Заметили бы, не отпустили так просто, это понятно…

Потом спохватятся, конечно, куда делся князь. Только ищи в чистом поле вчерашнего ветра, так говорят! Поди изловчись, поймай нынешним днем вчерашнюю утицу…

Ратники, остывающие после кровавой сечи, невесело пересмеивались между собой. Хоть в этом могли позлорадствовать над победителями, остервенев от неожиданного и жестокого поражения.

Ушли… На берегу их ждали челны, заблаговременно притопленные в камышах. Еще дальше по реке — конная подстава со снаряжением и припасами. Оставалось только сесть на коней и уходить, куда глаза глядят…

Умный князь! Заранее позаботился обо всем, крутили головами воины, видишь ты — и это предусмотрел! Нет, с таким князем не пропадешь все-таки! Хотя и сдали город, бросили свое, нажитое, бежали…

Впрочем, на это уже воля богов. Отвернулись, значит, боги, не помогли, не выручили. Понятно, когда свеи-наемники предали, открыли ворота города, впустили своих, тут уж было не удержать стены, оставалось только рубиться на улицах. Последнее дело, конечно! Свеоны — лютые, яростные, умелые в рати. А у князя умелых воинов и пары сотен не набралось бы. Остальным — только числом давить, собирали войско с бору по сосенке…

Вот и просрали град!

Впрочем, теперь-то что говорить вслед… И такое бывает…

Все ратники, бежавшие с князем, были из отборных. Все — воины опытные, выросшие на ратных дворах, нашедшие свою судьбу в дружных воинских семьях. И победы видели, и поражения, и жизнь их терла с песочком, как быстрая вода — голыши на стремнине. И Лихо Одноглазое за спиной ходило, дышало в затылок смрадом и нечистью, и холодные, как лед, темные глаза Мары-смерти смотрели в упор. Всякое видели… Знали, сегодня — так, отвернулась удача, а завтра, глядишь, опять улыбнется. Случается…

Удел воина — идти до конца, а где он, конец, где последняя сеча, где полные чары, провожающие тебя на огненную дорогу, про это знает только Перун, покровитель ратей, да старая Мокошь, заранее спрядающая судьбу каждому…

Трясясь на жесткой холке коня, прикрытой попоной, Добруж искоса поглядывал на свое воинство. Не дрогнул ли кто, не усомнился ли в нем?

Вроде нет… Утомленные непрерывным движением, испятнанные мелкими ранами, теперь прихваченными тряпицами, мужики задремывали прямо на спинах коней, клонясь головами к холкам. Потом вскидывались, переговаривались негромко, опять ехали молча и опять задремывали. Только бряцала броня и оружие да кони всхрапывали, сбиваясь с ноги, спотыкаясь на неровных тропках, проложенных зверьем сквозь дремучий лес…

К князю ратники не обращались, даже не спрашивали ничего. Понимали его тяжелые думы. И так вон губы в кровь искусал, бороду на клочки выщипал. Глаза враз запали, лицо осунулось, скулы как будто одеревенели. Поди сунься под горячую руку…

Сыновья тоже не осмеливались тревожить отца.

Добруж молчал. Хотя глаз не закрывал ни на миг. Стоит закрыть, начать проваливаться в баюкающую дрему — и сразу перед глазами яростная сшибка мечей, треск ломающихся щитов и копий, раненые, убитые, падающие… И поверх всего — ухмыляющиеся лица свеев, злобно, неудержимо набегающих на город, на его кровное, нажитое владение, как рой хищных ос слетается на оставленный мед… Точно осы, быстрые, опасные, не знающие жалости и сомнений… Теперь, наверное, одни головешки остались от Юрича, думал князь.

Десяток воинов пробивались с князем к подземному ходу. Шесть — вышли из города. Сам — седьмой. Да двое сынов-подростков. Высокий, широкоплечий, неторопливый, весь в деда статью и костью Добрыня, почти совсем мужик, уже и первый пух бороды пробивается на щеках. И Илюса, моложе годами, щуплее телом, но духом, пожалуй, горячее брата…

Вот и все, что осталось ему от могучей дружины, от крепких стен, от богатого Юрича, полного воинов и людей, и холопей, и девок… Вся жизнь, вся слава и могущество пеплом по ветру… Впору самому завыть, как воет перед смертью одинокий и больной волк-бирюк..

Позор, конечно… Позор и бесчестье…

Непонятно как-то все получилось… Откуда только взялась под стенами дружина Рагнара, как не заметили, почему не уследили, тупо и мучительно размышлял князь. Вроде навскидку все было предусмотрено до мелочей. Большая дружина Однорукого ушла в набег на южные земли, малая дружина Резвого была заперта в крепостных стенах надежно, как зерно в амбаре… Между собой они не сносились, он за этим следил особо. Однако нашлись, прогрызли дыру… Не зря говорят, свей — как крысы в подполе, и при пустых стенах поживу найдут. Ох, люди-люди… Едят друг друга, жрут и жрут поедом, когда ж только наедятся!

Умом Добруж понимал, что думать об этом сейчас — только себя травить, бередить свежую, еще не схватившуюся коркой рану. Теперь ему, князю, надо вперед смотреть, решать, что делать дальше. Куда подаваться сейчас, как потом брать назад княжий стол, когда свеоны схлынут… Но сердце щемило, а мысли упорно топтались на одном месте, возвращались к бесславному поражению, изводили горькой досадой на жизнь, на людей и богов, что одинаково его предали. Обида, стоящая комком у горла, застилала глаза, мешала мысли в жидкую кашу, и думать о чем-нибудь другом сил пока не было…

Что делать дальше, он не знал.

* * *

Князь Добруж объявил большой привал только вечером, на второй день пути, когда кони и люди одинаково шатались от усталости. Велел слезать с коней, располагаться на ночевку, разводить огонь, готовить горячее варево. Далеко ушли, мол, теперь не догонят, даже если идет кто по следу…

Ночью князь долго не мог уснуть. Тело, изломанное быстрой дорогой, гудело, и усталость вроде смыкала глаза. Вот-вот, казалось, заснет, забудется. А чуть задремлет, и опять вскидывается, словно сонный дух Баюнок, приласкав, тут же отталкивает.

Позор… Бесчестье… Обида…

Сколько может человек пережевывать беду? Бесконечно, наверное… Это радость люди хлебают быстро. Скоро, слишком скоро насыщаются ею от пуза и перестают ее чувствовать, думал князь. А горький кусок — он долгий, тягучий. Накрепко пристает к зубам, как смола…

1 ... 116 117 118 119 120 121 122 123 124 ... 138
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?