Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мягко усмехаюсь, мгновенно осознав, что Вильям, оказывается, недалеко отошёл от меня по степени драматичности, и уже хочу покинуть спальню, как вдруг неожиданно слышу тихий голос миссис Паульсен.
– Фрея, приходите на ужин сегодня. Я бы хотела познакомиться с вами поближе.
Поворачиваю голову, встретившись с мамой Вильяма взглядом, и вижу, как на самом деле непросто ей было сказать эти слова. Но она, похоже, изо всех сил старается быть хорошей матерью, хотя в глубине души себя такой не считает. Спонтанно проникаюсь настоящей симпатией к этой женщине, которая скрывает переживания за тонной неприступности и холодности и которую быть сильной вынудили обстоятельства и трагическая смерть мужа.
– Я буду рада, – нежно улыбаюсь, продолжая смотреть Лорессе в глаза, и замечаю, как её взгляд наполняется безмолвной благодарностью.
Вильям
Разворачиваюсь, устремив взгляд в окно. Кроны деревьев размеренно покачиваются из-за небольшого ветра. Слышу шептание женщин в проёме двери в мою комнату, изо всех сил пытаясь не вслушиваться в слова.
Мою комнату. Звучу как школьник, который только что вернулся с уроков или наоборот прогулял половину, чтобы побыстрее прийти домой и сесть за компьютер.
Сегодня мне исполнилось двадцать пять – возраст, в котором некоторые из моих сверстников уже женятся или даже заводят детей. Я же живу с матерью под одной крышей из-за своей болезненной привязанности к ней и невозможности (или нежелании) отпустить отца, который погиб уже более десяти лет назад.
Я так устал. Устал быть в клетке, устал, что мной помыкают, устал, что указывают, что мне делать. Но что ей ещё остаётся, если я сам выбираю этот путь?
– Дорогой, могу я с тобой поговорить?
Голос матери разливается по спальне, ударяясь о стены. Кажется, что комната стала в два раза меньше, и теперь мне катастрофически не хватает места. Или не хватает свободы из-за присутствия мамы рядом?
– Конечно.
Отвечаю односложно, наконец развернувшись, и вижу, что Фрея уже вышла из комнаты, поспешно оставив меня с матерью наедине. Когда-то давным-давно Миллз действительно помогла мне наладить с мамой контакт, но сейчас у меня возникает ощущение, что это всё было игрой.
В принципе, как и всё в жизни Лорессы Паульсен.
– Я не знаю, с чего начать, – она неловко улыбается.
Смотрю на неё, испепеляя её взглядом. Непонятная яростная обида начинает разрастаться в моей груди, пытаясь разорвать её в клочья, и я сжимаю пальцы в кулаки, стараясь справиться с агрессией. Почему… что это за чувство такое? Меня раздражает всё, что она делает, всё, что она говорит, и всё, о чём она думает.
Мама присаживается на край кровати, сдёрнув кухонное полотенце с плеча. Слежу за её действиями взглядом, не отрываясь от неё глазами, не в силах произнести ни слова, хотя, казалось бы, ещё минуту назад у меня на языке их крутилось много. Слишком много.
– Виль, не молчи, я начинаю думать, что я тебя обидела, – равнодушно бросает и даже не смотрит на меня, изучая глазами мою кровать.
– Ты не знаешь, с чего начать, а мне нужно знать, что отвечать на твоё молчание?
Моя фраза получается саркастичной, и я невольно дёргаю уголком рта, потому что мне самому не нравится, как она прозвучала. Я говорю о том, что моя жизнь больше походит на жизнь ребёнка, но вовсе не беру в расчёт то, что я в первую очередь веду себя как ребёнок. А всё остальное – это лишь производные моего поведения.
Вместо того, чтобы рассказать ей о том, что меня беспокоит, я вновь ухожу в отрицание, в загон чувств в самые потаённые, укромные места моей души, откуда их потом очень трудно достать.
Но чувства имеют одно неприятное свойство. Если их не проживать, они не исчезают, превратившись в пустоту. Они никуда не исчезают, и если вы будете поступать, как я, то в конечном результате, они начнут разъедать вас изнутри.
– Mein lieber, помоги мне, пожалуйста, – мама поднимает усталый взгляд к моему лицу, и я внезапно оттаиваю. – Что я сделала не так?
– Я не… – нахмуриваюсь, поджав губы, и делаю неуверенный полушаг ей навстречу, – не знаю, – отвожу взгляд в сторону.
– Что-то ведь произошло. Всё было хорошо, потом ты разозлился. Это… это из-за того, что я сделала тебе замечание при Фрее? – мама бегает глазами по моему лицу.
– И да, и нет.
Тяжело вздыхаю и наконец присаживаюсь рядом с ней на кровать. Опустив голову вниз, перебираю пальцы, коснувшись предплечьями бедер с внутренней стороны.
– Мам, ты никогда не думала, что я… – продолжаю прожигать взглядом свои руки, не решаясь взглянуть на маму.
Кажется, что я увижу в её взгляде разочарование.
– Ты никогда не думала, что я живу как-то не так?
– Ты уже взрослый, я не могу говорить, как тебе жить. – Тут же вскидываю голову, повернув её влево, и нахожу маму растерянным взглядом.
– Да? А что это было сейчас внизу?
– Это другое, – мягко произносит мама, слабо улыбнувшись. – Ты ведь и правда был в компании. У тебя гости. Неприлично как-то, – чувствую, что её голос смягчается на максимум, на который только возможно, и слабо прищуриваюсь.
– Каждый раз, когда ты меня отчитываешь, я хочу съехать, – бесцветно произношу, наблюдая за тем, как уголки губ матери медленно опускаются вниз. – Не знала об этом?
– Не знала. Ты не говорил, – так же сухо отвечает, будто у нас вновь бизнес-встреча, а не слишком редко происходящие разговоры по душам.
– Теперь знаешь.
– Однозначно.
Мы замолкаем, отвернувшись друг от друга. Закатываю глаза, рвано выдохнув. Мне так тяжело с ней, и я не понимаю, почему. Почему вдруг всё стало так запутанно? Мне показалось, что наши отношения вышли на новый уровень, но по сути они стали только более запутанными и безнадёжными. Или всё дело как раз в том, что они стали более искренними?
– Виль, прости меня, – мама первая разрывает тишину, которая слишком сильно давила на нас последние пять минут. – Я знаю, почему ты хочешь съехать, я была ужасной матерью для тебя, – её голос начинает подрагивать, и я глубоко вздыхаю.
– Ну, нет, мам, перестань, – лениво протягиваю и поворачиваю голову, найдя её глазами. – Ты, что, плачешь?
Вскидываю брови, заметив, как мама прикрывает лицо ладонями. Моментально чувствую яростное желание прижать её к себе и успокоить, но его я тоже прячу глубоко в сердце, не давая порыву вырваться наружу.
– Нет, – мама проводит подушечками пальцев по щекам, смахивая слёзы, и заправляет прядку волос за ухо. – Как это глупо. Я же сама и виновата в том, что со мной происходит. А ещё и тебе показываю свои слабости, – она поднимает взгляд, встретившись со мной глазами. – Я должна быть сильной для тебя.