* * *

Десятки пленников сидят в камерах тюремного отсека. Большинство из них – золотые, несколько синих и серых – все высокого ранга и преданы Антонии. Из-за решетки на меня смотрит целое скопище врагов. Иду один по коридору, наслаждаясь тем, что так много ауреев взято мною в плен. Пусть знают имя победителя.

Антонию я нахожу в предпоследней камере в конце коридора. Она расположилась на полу, прислонившись к решетке, отделяющей ее камеру от соседней. Если не считать огромного синяка на щеке, Северус-Юлия, как всегда, прекрасна даже в тусклом освещении: чувственный рот, глаза с поволокой, густые ресницы. Она сидит по-турецки и выкрашенными черным лаком ногтями ковыряет мозоль на большом пальце ноги.

– Неужели сюда пожаловал сам Жнец? – одаряет она меня соблазнительной улыбкой, медленно оглядывая с головы до ног сантиметр за сантиметром. – А ты, дорогой, приналег на протеины, как я погляжу? Снова стал большим парнем? Не обольщайся, для меня ты всегда останешься жалким червяком!

– Вы – единственные оставшиеся в живых скелеты во всем флоте, – невозмутимо произношу я, посматривая на соседнюю камеру. – Я хочу знать, что задумал Шакал. Нужны сведения о дислокации войск, маршрутах снабжения, количестве солдат в гарнизонах. Любопытно, какие материалы у него есть на Сынов Ареса? Входят ли в его планы отношения с верховной правительницей? Они заодно или просто терпят друг друга? Он собирается предать ее? Я намерен узнать, как победить его. А больше всего меня интересует местонахождение этих долбаных ядерных боеголовок. Если расскажешь – останешься в живых, если нет – умрешь, я ясно выражаюсь?

Ни Антония, ни женщина в соседней камере даже бровью не поводят при упоминании боеголовок.

– Яснее не придумаешь, – отвечает Антония. – Я с радостью буду с вами сотрудничать.

– Ты всегда найдешь способ спасти свою шкуру, Антония. Но я, вообще-то, говорил не с тобой, – перебиваю ее я и с силой хлопаю ладонью по решетке соседней камеры, откуда на меня с ненавистью смотрит невысокая смуглая аурейка.

У нее острые черты лица, да и ум всегда отличался остротой. Завитые волосы сверкают золотом, а я их помню совсем другими. Наверное, она их осветлила, а еще что-то сделала с цветом глаз.

– Я с тобой говорю, Ведьма. Та из вас, которая предоставит нам всю информацию, останется в живых!

– Дьявольский ультиматум, – аплодирует Антония, не вставая с пола. – А еще алым себя называешь! Думаю, у тебя куда больше общего с нами, чем с ними! – смеется она. – Правда, дорогой?

– Даю час на размышления, – обрываю я ее и поворачиваю к выходу, чтобы дать им время осознать мое предложение.

Внезапно меня окликает Ведьма:

– Скажи Севро, что мне очень жаль! Дэрроу, прошу тебя!

– Ты покрасила волосы, – говорю я и медленно подхожу к камере.

– Малышка-эльф просто хотела быть как все, – мурлычет Антония, вытягивая свои длинные ноги с целью подчеркнуть свой рост: действительно, она на полторы головы выше Ведьмы. – Девочка не виновата, что питала безосновательные надежды.

– Прости меня, Дэрроу! – умоляюще смотрит на меня Ведьма, вцепившись в решетку. – Я не знала, что все зайдет так далеко! Я и подумать не могла, что…

– Все ты знала. Ты же не идиотка, так что не пытайся казаться глупее, чем ты есть. Я прекрасно понимаю, почему ты так поступила со мной, – медленно говорю я. – Но при чем тут Севро?! И все упыри?! – Смотрю на нее в упор, и Ведьма пристыженно отводит взгляд. – Как ты могла так поступить с ним? Со своими товарищами?! – восклицаю я, и ей нечего ответить. – Ты нравилась нам такой, как была, – добавляю я, дотрагиваясь до ее волос.

Севро, Мустанг и Виктра уже ждут меня на пункте видеонаблюдения тюремного блока. В эргономичных креслах сидят два техника, а вокруг них плавает несколько десятков голограмм одновременно.

– Ну что там? – спрашиваю я.

– Пока ничего, – отвечает Виктра. – Но процесс пошел, горшочек варит, и я прибавила огонь на полную.

– А ты не хотел бы сам поговорить с Ведьмой? – спрашиваю я у Севро, который пристально изучает ее голограмму.

– С кем? – Он приподнимает бровь. – Никогда о такой не слышал.

Я вижу, что ему тяжело даже смотреть на нее. Севро пытается вести себя жестко и невозмутимо, тем не менее предательство со стороны одной из упырей поразило его в самое сердце. Но виду он не подает – то ли ради Виктры, то ли ради меня, то ли ради самого себя, а может быть, из-за всех нас вместе.

Через несколько минут с Антонии и Ведьмы градом катится пот. По моему совету температуру в их камерах увеличили до сорока градусов по Цельсию, чтобы повысить у них раздражительность. Гравитацию тоже слегка прибавили, но несильно, сразу и не заметишь. Ведьма все это время рыдает, а Антония то и дело дотрагивается до синяка на щеке, пытается оценить масштабы ущерба, нанесенного ее внешности.

– Тебе нужно придумать план, – лениво заявляет Антония, обращаясь к соседке через решетку.

– Какой еще план? – всхлипывает Ведьма из дальнего угла камеры. – Они же убьют нас, даже если мы все расскажем!

– Хватит нюни распускать! Выше нос! Ты позоришь благородную расу ауреев! Ты ведь из братства Марса, так?

– Им известно, что мы прослушиваем камеры, – замечает Севро, – по крайней мере, Антония точно знает.

– Иногда это не так важно, – отвечает Мустанг. – Высокоинтеллектуальные пленники часто пытаются обдурить тех, кто захватил их, устраивают игры. Самоуверенность делает их более уязвимыми, и они легко ведутся на психологические манипуляции, поскольку не сомневаются, что контролируют происходящее.

– Ты знаешь это по обширному личному опыту пыток? – спрашивает Виктра. – Ну-ка, расскажи! Я бы послушала!

– Тише! – прикрикиваю на нее я, прибавляя громкость.

– Я все им расскажу! – говорит Ведьма Антонии. – Мне уже на все наплевать!

– Все? – усмехается Антония. – Да что ты знаешь?

– Достаточно!

– Но я знаю больше!

– И кто тебе поверит? – резко отвечает Ведьма. – Тебе, психопатке, убившей собственную мать! Если бы ты понимала, что́ люди на самом деле о тебе думают…

– Дорогая, ну как же можно быть такой дурой, – с неподдельным сочувствием вздыхает Антония. – Печальное зрелище!

– В смысле?

– Головой подумай, дурочка! Ну хоть попытайся!

– Да пошла ты, сучка!

– Прости, Ведьма, – говорит Антония, выгибая спину. – Это все от жары!

– Или у кого-то крыша едет от сифилиса, – бормочет Ведьма, расхаживая взад-вперед по камере и обхватив себя руками.

– Как… по́шло. Что поделаешь, воспитание…

Начинаю думать, не вывести ли Ведьму из игры, чтобы она рассказала все, что знает.