– Поехали.

Они сворачивают на запад, дорога сразу же углубляется в горы.

– Тут есть небольшая заморочка, – сообщает Таш. – У нас только одна лицензия, так что пробираться нужно осторожно, а то еще нарвешься на кого не надо.

– А что, для похода по горам нужна лицензия?

– Да, конечно. Их дают в Тикертоне. – На лице Джима отражается полный ужас, и Таш смеется. – Вообще-то это даже хорошо придумано. Но иногда бывает некстати.

Дорога тянется вдоль глубокой расселины, по дну которой бежит ручей. Склон крутой, и машина тащится совсем медленно. Цветы и кустарники Оуэнс-вэлли сменились соснами. В ушах закладывает от высоты. После нескольких поворотов они окончательно теряют долину из виду. Ветер, дующий в открытое окно машины, становится все холоднее. Подъехав к разветвлению, Таши останавливается, сводит машину с магнитной дорожки, включает аккумуляторы и немного отъезжает по ведущей влево грунтовой дороге.

– Рыбное место, – он указывает на виднеющийся впереди ручей. – И мы все еще за пределами заповедника.

Они складывают купленные припасы в рюкзаки, вскидывают их на плечи и идут вдоль асфальтированной дороги. Светлеет, небо из индигового стало голубым, скоро поднимется солнце. Дорога перестает карабкаться в гору, идет почти горизонтально; впереди показывается автостоянка, с трех сторон окруженная крутыми обрывами, рядом с ней – несколько строений.

– Куда это мы пришли?

– Лесничество, здесь мы должны бы зарегистрироваться. Очень скоро двое лесников перекроют тропы, чтобы выяснить, кто мы такие и откуда взялись. Еще один пикет расположен прямо на перевале Кирсардж. – Таш указывает куда-то на запад. – Это главный здешний перевал. Ну а мы двинем на север и перейдем хребет по другому перевалу, менее популярному.

– Ладно. – Новость ничуть не тревожит Джима, он в жизни не видел никаких перевалов, так что какая ему разница, что один, что другой.

Они обходят лесничество стороной и углубляются в лес. Растут тут почти исключительно сосны и ели, землю устилает толстый ковер коричневых, остро пахнущих иголок. Верхушки гор уже освещены солнцем. Дойдя до развилки, они выбирают тропинку, идущую на север по дну каньона. Рядом с тропой весело звенит ручей.

– Эту воду будут пить в Лос-Анджелесе, – смеется Таши.

В зарослях можжевельника и над узкими полосками травы, окаймляющими ручей, порхают сойки и зяблики. С каждым поворотом тропы открывается новый вид, то водопад, то отвесный, глубоко изрезанный трещинами гранитный обрыв. Справа поднимается солнце, воздух теплеет. Несмотря на натертые пятки, Джима охватывает непривычное для него спокойствие. Холодный воздух пропитан запахом сосен, ручей необыкновенно красив, вздымающиеся к небу скалы – величественны.

Они выходят к небольшой котловине; здесь ручей разливается озерцом. Джим застывает с раскрытым ртом:

– Красота-то какая. У нас здесь будет привал?

– Ты что, Джим, ведь сейчас только семь утра!

– А, конечно.

И снова крутая каменная тропа. Двигаться по ней трудно. В конце концов Таши и Джим выходят к замшелому берегу еще одного сюрреалистически идеального озера.

– Озеро Золотой форели. Высота – одиннадцать тысяч восемьсот футов.

Неожиданно Джим замечает, что от этой котловины ведет всего одна тропа – та самая, вдоль ручья, по которой они поднимались. Дальше пути нет.

– Так мы что, остановимся здесь?

– Не-а. Вон там, – Таши указывает на запад, – Драконий перевал. Туда мы и пойдем.

– А где тропа?

– Я же говорил, что перевал не пользуется особой популярностью.

И тут до Джима доходит:

– Так ты что, хочешь сказать, что на этом твоем так называемом перевале нет даже тропы?

– Совершенно верно.

– М-м-да…

Они снова вскидывают рюкзаки и начинают карабкаться по склону. Становится жарко. Джим сильно подозревает, что обе его пятки стерты до крови, лямки рюкзака режут плечи. Вслед за Ташем он поднимается по извилистой морене; тысячи лет назад здесь был ледник, а сейчас – царство камней, камней разбитых и перемолотых, иногда – чуть не в щебенку. Время от времени Таш и Джим делают остановку, чтобы отдохнуть и осмотреться. Далеко на востоке проглядывает Оуэнс-вэлли, а за ней – Уайт-Маунтинс, белые горы.

И снова вверх. Чтобы меньше скользить по осыпи, Джим идет за Ташем след в след. Левая-правая, левая-правая, из-под ног сыплются камни… все его мысли сосредоточены на этих шагах, на этих камнях. Совершенно ясно, что такой вот трудный, нескончаемый подъем – идеальная метафора жизни. Два шага вперед, на один шаг съехал. Выбрать дорогу получше и – вверх, по жестким, неустойчивым обломкам гранита, испещренным пятнами лишайника, – светло-зеленого, желтого, красного, черного… Высокая цель вроде бы и рядом, рукой подать, но достичь ее невозможно. Да, почти идеальная, очищенная от всего лишнего модель жизни – жизнь, сведенная к движению. Выше и выше. Небо из голубого стало темно-синим, в нем висит раскаленный сгусток огня.

Подъем продолжается. Монотонное повторение шагов, каждый из которых отзывается острой болью в пятках, превращает мозг Джима в крошечную точку, сводит все его чувства к зрению и кинетическому ощущению тела. Ноги, бедра, все словно резиновое. В какой-то момент он замечает, что уже целые полчаса не думал ни о чем, кроме ног и камней под ногами. Он ухмыляется и тут же вновь сосредоточивает все свое внимание на неверной, уходящей из-под ног осыпи. Ветра нет, слышны только шаги и тяжелое дыхание.

– Почти дошли, – объявляет Таши.

Джим удивленно вскидывает голову: слева и справа тянутся, уходя за горизонт, вереницы огромных пиков, а прямо перед ним – склон, прямо ведущий к гребню, ко впадине между двух гор.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Таши.

– Великолепно, – вполне искренне отвечает Джим.

– Молодец. А то некоторые плохо переносят высоту.

– Мне тут нравится.

Их обоих охватывает предвершинная лихорадка; у Джима пересохло в горле, он ловит воздух широко открытым ртом, но все равно упорно не отстает от прибавившего темп Таша. И вот наконец гребень, они стоят в широкой седловине, сложенной из огромных, неровных глыб розоватого гранита. По виду этот гребень – широкий тракт, тянущийся с севера на юг, густо уставленный сторожевыми башнями пиков; отдельные его участки зазубрены, как пила, кое-где на запад и восток ответвляются другие, меньшие гребни. На западе горы уходят далеко за горизонт.

– Господи, – благоговейно шепчет Джим.

– Вот здесь и позавтракаем. – Таши скидывает рюкзак, стаскивает с себя пропотевшую рубашку, раскладывает ее на солнце, сушиться. В воздухе – ни ветерка, ни дуновения; в небе – ни облачка. Идеальный сьерра-невадский день.

Они сидят и едят, и греются, как выползшие на камень ящерицы. Медленно поворачивается огромный шар Земли. Нарезая сыр, Джим поранил палец; он сует его в рот и не вынимает, пока не перестает сочиться кровь.