советско-французской Декларации и Принципов сотрудничества двух стран. В данных документах был зафиксирован «новый шаг» в развитии межгосударственных отношений СССР и Франции, которые строятся на принципах «нерушимости нынешних границ, невмешательства во внутренние дела, независимости, равенства, отказа от применения силы или угрозы ее применения» и «служат хорошим примером равноправного сотрудничества государств с различным общественным устройством». В ходе же самих переговоров Л. И. Брежнев и Ж. Помпиду нашли немало точек соприкосновения, в том числе по вопросам разрешения Ближневосточного кризиса, осуждения американской агрессии в Индокитае, нормализации отношений ГДР и ФРГ и принятия их в состав ООН, подготовки и проведения Общеевропейского совещания по сотрудничеству и безопасности на континенте, а также созыва Конференции всех 5 ядерных держав и Всемирной конференции по разоружению[681].

В последующие годы состоялись еще три встречи лидеров двух стран. Сначала в середине января 1973 года по просьбе Ж. Помпиду был организован его рабочий визит в Минскую область, где он провел приватные переговоры с Л. И. Брежневым в небольшом белорусском городе Заславле. Одной из главных тем прошедшей встречи стало согласование всей повестки дня предстоящего Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, вопрос о проведении которого уже стали обсуждать рабочие группы, собравшиеся в Хельсинки в конце ноября прошедшего года. Затем в конце июня 1973 года с аналогичным рабочим визитом Францию посетил советский лидер, которого Ж. Помпиду принимал в знаменитом замке Рамбуйе, где они обсудили отношения с США, Ближневосточный кризис и Вьетнамскую войну[682]. И, наконец, прощальная встреча лидеров двух держав прошла опять-таки на территории Советского Союза, в курортной Пицунде, куда смертельно больной раком крови французский президент прилетел за три недели до своей смерти, 11–13 марта 1974 года. На сей раз в центре их разговора был германский вопрос, в том числе проблема «ядерного вооружения Германии». Ж. Помпиду крайне беспокоил этот вопрос, и он в сердцах даже заявил генсеку, что «за этими молодчиками нужен глаз да глаз как на Западе, так и на Востоке». Кстати, как позднее вспоминал тот же А. М. Александров-Агентов, именно с Ж. Помпиду у Л. И. Брежнева сложились самые теплые отношения, ему импонировали его «народный стиль» общения, и он чувствовал себя с ним «как-то раскованно»[683]. Новая страница советско-французских отношений была уже связана с именем его преемника Валери Жискар д'Эстена, с которым Л. И. Брежнев впервые встретится в том же замке Рамбуйе в самом начале декабря 1974 года. Но об этом мы поговорим чуть позже.

Одновременно с улучшением советско-французских отношений начался процесс нормализации отношений и с Западной Германией. В историографии этот процесс традиционно связывают с событиями сентября 1969 года, когда в ходе очередных парламентских выборов правящий блок ХДС/ХСС во главе с Куртом Георгом Кизингером потерпел сокрушительное поражение и к власти впервые пришла коалиция СДПГ/СвДПГ во главе с Вилли Брандтом, который уже в конце октября занял пост федерального канцлера ФРГ. Считается, что именно лидер германских социал-демократов, который еще в декабре 1966 года в правительстве «большой коалиции» ХДС/ХСС и СДПГ занял важные посты вице-канцлера и министра иностранных дел, гораздо лучше иных германских политиков и экспертов понимал, что политика Москвы в германском вопросе была скорее оборонительной, чем наступательной, правда с элементами «активной обороны». Сам В. Брандт, занимая многие годы пост правящего бургомистра Западного Берлина, никогда не демонизировал Советский Союз и считал не только неизбежным, но и крайне полезным наладить более доверительный диалог с Москвой и открыто говорил, что бескомпромиссная политика конфронтации с СССР не приближает решение германского вопроса, а, напротив, осложняет обстановку в Европе. Поэтому, не отказываясь от главной стратегической задачи объединения Германии, он был абсолютно убежден в том, что путь к скорейшему решению этой главной задачи надо начинать с примирения с Москвой, устранения всех препятствий для общеевропейского диалога и «включения-погружения» обеих Германий в процесс общеевропейского сотрудничества, который позволит в конце концов найти взаимоприемлемое решение германской проблемы.

Вместе с тем справедливости ради стоит заметить, что подобные идеи витали в воздухе задолго до В. Брандта. Крупные знатоки западногерманской внешней политики, в частности А. М. Филитов, О. В. Дьячкова, Н. В. Павлов и А. А. Новиков, не раз писали о том, что еще с конца 1964 года правительство ХДС/ХСС Л. Эрхарда — Г. Шредера в условиях острейшей борьбы «голлистов» и «атлантистов» в самой ФРГ были вынуждены «очень осторожно», но тем не менее всё же «начать поворачивать в сторону Восточной Европы»[684]. Более того, в одном из официальных заявлений федеральный канцлер Людвиг Эрхард заявил, что его правительство всячески «приветствует развитие контактов с Советским Союзом в целях ликвидации общей напряженности». Хотя при этом следует особо заметить, что гибкая политика «атлантистов» Л. Эрхарда — Г. Шредера в сфере «восточной политики» вовсе не распространялась на ГДР, которую в правящих кругах ФРГ по-прежнему именовали «советской зоной».

Ответ Москвы на изменение риторики Бонна не заставил себя ждать, и уже в сентябре 1964 года Москва публично заявила о желании Н. С. Хрущева посетить ФРГ с официальным визитом «с намерением проводить в отношении Федеративной республики принципиально иную, новую политику»[685]. Но, как известно, в октябре 1964 года Н. С. Хрущев был снят со всех партийно-государственных постов, и на время пришлось «отказаться от надежды на улучшение советско-германских отношений». Более того, как уверяют Н. В. Павлов и А. А. Новиков, «восточная политика» кабинета Л. Эрхарда натолкнулась на противодействие со стороны СССР. Новое советское руководство развернуло целую кампанию по разоблачению «милитаристских приготовлений» ФРГ, в том числе из-за поддержки Л. Эрхардом и Г. Шредером старой идеи создания Международных ядерных сил и войны США во Вьетнаме, а также жесткого следования «доктрине В. Хальштейна» в отношении ГДР. Неслучайно уже в декабре 1965 года министр иностранных дел А. А. Громыко прямо назвал ФРГ «оголтелым нарушителем мира и спокойствия в Европе»[686].

Вместе тем, как уверяют ряд историков (X. Хафтендорн[687]), в конце того же года во время своего визита в Москву у статс-секретаря германского МИДа Карла Вальтера Карстенса «сложилось впечатление, что советское правительство проявило заинтересованность в возобновлении диалога с ФРГ». И именно поэтому федеральное правительство решило само выступить с дипломатической инициативой, которая продемонстрировала бы его реальную готовность к «разрядке» международной напряженности. В конце марта 1966 года Л. Эрхард направил всем державам, кроме ГДР, «Ноту федерального правительства по вопросам разоружения и обеспечения мира», сразу получившую название «Мирной ноты Эрхарда». Как считают ряд авторов (Н. В. Павлов,