Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Представьте, что на землю пришёл гений, человек, обладающий невероятными возможностями, но не успел их реализовать – сбила машина или заболел рано неизлечимой болезнью и умер. Душа такого человека, не успевшая осуществить свою миссию, будет тяготиться этой нереализованностью, будет искать возможность реализации. И тогда она подключается к какому-то живому человеку, которого она по той или иной причине себе выбрала, и начинает работать с ним, осуществлять своё предназначение через него. Помните Нику Турбину, которая в четырнадцать лет писала на уровне Ахматовой, а потом перестала?»
И ещё раз, возвращаясь к теме Гоголя, отчасти себе противореча: «Он не иссяк, он не выдохся. Его нужно было просто поддержать, отправить на курорт, дать возможность восстановиться – он бы стал жить дальше, он бы много ещё сделал».
Владимир Файнберг
Когда я пожаловался на хроническую бессонницу отцу Александру, он сказал: «Вместо того чтобы курить и пялиться в окно, приступали бы к работе. Это Бог будит вас, зовёт за стол. Ведь нам отпущено так мало времени…»
Среди качеств, составляющих природу обаяния, главное – заинтересованность. Обаятельному человеку интересно всё, что его окружает и с чем он встречается, в частности, и ты интересен так, что и тебе он передаёт свой интерес ко всему на свете. Мир, ещё только что обыкновенный, захватывает тебя – таков механизм воздействия обаяния.
Светлана Архипова
Собралась я как-то поехать в Новую Деревню одна, без друзей. Оказавшись на станции в Пушкино, поняла, что не помню номер автобуса. Заволновалась, потому что опаздывала на службу. Потом интуитивно решила войти в первый попавшийся автобус – и, поднявшись по ступенькам, попала в тёплые объятия отца Александра. «А я сегодня не служу», – сказал батюшка. И это было прекрасно, потому что от поворота мы шли пешком до храма, а потом он сводил меня на могилу своей матери, где мы вместе помолились. И даже сейчас, вспоминая это, я испытываю чувство необыкновенной радости.
Священник Александр Борисов
На протяжении всего нашего с ним знакомства, с самого моего детства, каждая встреча с ним была источником радости, душевного подъёма, желания стать лучше, делать больше, не унывать и т. д. В связи с отцом Александром мне всегда вспоминаются слова (автора которых не помню), что немало великих людей, рядом с которыми чувствуешь себя ничтожным, но по-настоящему велик тот, рядом с кем и сам чувствуешь себя великим.
Священник Виктор Григоренко
Я бывал с детства в церкви в Новой Деревне. Нас с братом Мишей возила Наталья Фёдоровна (теперь вдова отца Александра), и я помню, как мы помогали в алтаре, читали с ним записки. Мы бывали там достаточно часто, но осознанно я в церковь пришёл в сознательном возрасте, после армии. В автобиографии, которая требовалась перед рукоположением, я так и написал: осознанно в церковь пришёл благодаря проповеди отца Александра Меня.
Елена Кочеткова-Гейт
Когда я находилась возле отца Александра, мне казалось, что нет никаких проблем в жизни, всё понятно и просто. И мне сразу хотелось делать что-нибудь значительное, доброе: любить ближнего и дальнего, прощать обидчикам, помогать немощным, чем-то жертвовать – так зажигал он сердце любовью к Воскресшему, так велика была сила его вдохновляющей веры. Приезжая домой и оставаясь без батюшкиной, как сейчас говорят, «подпитки», я обнаруживала, что дальнего любить ещё как-то можно, а вот ближнего – никак, и сразу было ясно, что у тебя самой ещё ничего нет: ни любви, ни сильной веры, ни терпения… Впадала в уныние, жизнь со Христом казалась недосягаемой… Но вспоминались радостные глаза отца Александра, его простые, убеждающие слова: «Господь даст всё, что вам нужно, только верьте и трудитесь. Трудитесь! Не мечтайте, а делайте, пока молоды, пока есть силы. Время летит стремительно, надо успеть хоть что-то воплотить. Сколько прекрасных замыслов погибло, потому что люди мечтали, ждали каких-то особых условий. Поймите, эти условия создаём мы сами, это и есть духовный труд: наше упорное сопротивление расслабленности, серой обыденности. Не унывайте, если что-то сразу не получается, так и должно быть, ведь Царство Небесное усилием берётся. Главное – не сдавайтесь, действуйте. И всегда начинайте и заканчивайте день молитвой: сначала хоть по пять-десять минут утром и вечером, но каждый день, и постепенно всё выстроится…»
Юрий Кублановский
Мы повстречались в мае 1989 года на какой-то экуменической «сходке» под Мюнхеном, куда я забрёл случайно и где, кстати, усердно молились и многие нынешние фундаменталисты, строго запрещающие теперь продавать в своих приходах книги отца Александра. Обнялись, в сумерках вышли на берег Штарнбергер-Зеи: розовато-серая гладь воды, голубичных оттенков альпийские гряды на горизонте.
Отец Александр рассказывал, что происходит в Москве, в приходе, а я искоса любовался: обильная седина в шевелюре и бороде, как всегда начинающейся не от висков, а со скул, придавала облику пастыря какое-то высокое и новое качество, умягчающее прежнюю «ассирийскую» резкость. «Да, совсем, совсем поседел», – вслух прочитал он промелькнувшую мысль.
Первым о возвращении моём в Россию деликатно не начинал разговора, но стоило мне лишь заикнуться, что собираюсь обратно, как он с горячностью меня в моём намерении поддержал: да, теперь бессмысленно сидеть на чужбине.
Роза Кунина-Гевенман
Каждый приход Алика к нам вносил чувство умиротворённости и покоя. Освящая нашу новую квартиру, он благословил нас и с чудесной улыбкой произнёс: «Теперь вам будет здесь легче дышать».
Андрей Мановцев
Поражает то, как Господь дал ему просиять – в общедоступных лекциях с лета 1988 до 1990 года. Моя знакомая работала в Библиотеке иностранной литературы и не помышляла о вере. Стала ходить на лекции отца Александра и поверила в Христа. Говорит: «Просто до этого я никогда не встречала такой любви». Все, знавшие отца Александра, испытали это на себе. И каждому из его подопечных казалось, что отец Александр любит именно его и должен на всё откликаться. Помнится, как мы обижались: наших знакомых не даёт привести, а человеку, подошедшему после лекции, предлагает прийти к нему. А как он мог ему отказать? Мы-то уже «никуда не делись бы», а тут откажешь – что станет потом с человеком? Впрочем, любовь отца Александра не была «всеприемлющей»: он пресекал общение, если чувствовал праздный интерес. Но если речь шла о вере (пусть о «восьмушке» таковой), его любовь была великодушной и щедрой, без меры.
Дарья Масленикова
Расскажу почти анекдотичную ситуацию, хотя и смешна я себе тогдашняя. Утро, сижу дома, звонок в дверь. Входит отец Александр. Я в шоке. В квартире – бардак, сама нечёсаная, в драных джинсах и в депрессии. Садится, начинает расспрашивать. Я, понятно, жалуюсь на свою личную жизнь разнесчастную. Он слушает, вздыхает. Потом спрашивает: «Ну а учёба как? О чём курсовую будешь писать?» Я с трудом вспоминаю: «Хазары». Отец Александр с места закатывает мне роскошную лекцию про Хазарский каганат. Заканчивает он её словами: «Хазары! Это же так интересно! А то сколько можно: любит – не любит, плюнет-поцелует…»