7 декабря 1991 года по радио впервые передали сообщение о том, что Горбачев уйдет в отставку, если произойдет развал Союза, он, мол, не хочет быть участником трагедии. Возникает вопрос, а разве до этого он присутствовал при укреплении Союза?

Комитет располагал всесторонней информацией о положении в бывших социалистических странах. Мало кто не понимал, что эти страны охватывает глубокий кризис. Росла социальная напряженность, недовольство активно подогревалось и принимало резкие формы. К сожалению, реакция тогдашнего руководства в этих странах была неадекватной происходившим событиям. Все спасались поодиночке.

Друзья в социалистических странах рассчитывали на нашу моральную, политическую поддержку, но ее не получали. В целом расстановка социальнополитических сил в этих странах была в пользу существовавшего тогда общественного строя. В одночасье все переменилось. Прекратили существование Организация Варшавского Договора, Совет Экономической Взаимопомощи.

Информация Комитета госбезопасности и здесь была упреждающей, достаточно всесторонней и глубокой. Она не была обманом, дезой!

И последнее. Комитет госбезопасности не организовывал никаких «событий» для давления на руководство страны. Комитет не прикладывал руку к организации забастовок, митингов, акций протеста, всякого рода собраний. Кстати, после августа, когда прежнего Комитета госбезопасности не стало, «события» в стране продолжались. Кто организовывал их тогда?

В средствах массовой информации много говорили о моем выступлении на закрытом заседании Верховного Совета СССР 17 июня 1991 года.

Действительно, необычное заседание, необычное выступление. Депутаты — члены Верховного Совета проявляли все больше беспокойства за положение дел в стране. Оно ухудшалось по всем направлениям: росла политическая нестабильность, экономические показатели становились все хуже и хуже, уровень жизни населения падал и, как следствие всего, опасно усиливалась социальная напряженность. От кого зависело исправление положения? Кто должен, кто обязан был предпринять необходимые меры? Эти вопросы ходили среди депутатского корпуса.

Откровенно ругали Горбачева. О нем высказывались самым негативным образом. Не раз члены Верховного Совета взрывались негодованием в его адрес, а потом как-то все сходило: он предлагал очередной вариант решения проблемы, щедро сыпал обещаниями, зал успокаивался и тоже закрывал глаза на действительность, а страна продолжала двигаться к глубочайшему кризису.

В июне 1991 года на трибуну Верховного Совета депутаты в очередной раз вытащили председателя Кабинета Министров Павлова и заодно решили послушать трех союзных министров: обороны, внутренних дел и председателя КГБ.

Павлов понимал, куда идет страна в экономике — к хаосу. Исправить положение дел в народном хозяйстве без чрезвычайных мер было уже невозможно. Кабинет же Министров был лишен многих полномочий и прав еще в ноябре 1990 года, когда Верховным Советом они были переданы Президенту СССР Горбачеву.

Тогда Горбачев произнес боевую речь, четко определил, что надо делать, подчеркнул, что многие беды идут от слабой исполнительной власти. Он предложил выход — возложить на Президента непосредственное руководство исполнительной властью, таким образом, сделать последнюю еще более слабой.

Верховный Совет уцепился за призрачную надежду, поверил, вернее, хотел поверить в чудо — и, конечно, в очередной раз обманулся: дела пошли еще хуже! Председатель же Кабинета Министров лишился многих полномочий, а точнее, власти, стал, по сути, бесправной, чисто номинальной фигурой.

На упомянутом заседании Верховного Совета Павлов выступил достаточно остро. Объективно, не сгущая краски, обрисовал ситуацию и в заключение еще раз обратился с предложением наделить Кабинет Министров и его как председателя необходимыми полномочиями. Он даже не просил, а сказал, что без минимума необходимых полномочий правительство бессильно. На следующий день выступили Пуго, Язов и я — все примерно в одном ключе.

После наших выступлений на следующее заседание Верховного Совета прибыл Горбачев. Для него выступление Павлова, да еще с таким предложением, было неожиданностью. Он постарался дезавуировать предложение о наделении Кабинета Министров нужными полномочиями, и в итоге инициатива Павлова не была поддержана. Да и сам Павлов заколебался, он явно не хотел открыто идти против Горбачева.

Президент был не на шутку встревожен речью премьера, прямо спрашивал, что все это означает. Он исходил из того, что никто, кроме него, не может вести дела лучше. И вообще считал, что без него государство пропадет, а Запад никого, кроме него, признавать не будет. Негативно отнесся Горбачев и к нашим выступлениям.

В конце 1991 года мне передали в тюрьму газету «День» за 15–21 декабря. В ней было опубликовано мое выступление на Верховном Совете под заголовком «Последняя речь в Кремле». В свое время сообщалось, что кто-то из депутатов записал мое выступление на пленку. Летом 1991 года отрывки из него были переданы по Ленинградскому телевидению Невзоровым.

Горбачев возмущался по поводу утечки, но я счел поступок журналиста патриотическим и запретил предпринимать в отношении его какие-либо меры. Так широкая общественность узнала о точке зрения Комитета госбезопасности на ситуацию в стране и перспективы ее развития.

Своему выступлению на Верховном Совете я придавал и сегодня придаю большое значение. Считаю полезным частично воспроизвести его в своей книге в качестве иллюстрации к тому, что произошло в августе 1991 года.

Но, прежде чем приступить к изложению выступления, мне хотелось бы привести выдержки из комментария газеты «День».

«Роль шефа КГБ в событиях августа, — говорится в газетном предисловии, — не поддается однозначному толкованию. По его приказу случилось форосское затворничество Президента. Именно он, если верить бывшему вице-премьеру Щербакову, сообщил главе правительства о тяжелой «болезни» Горбачева, о скоплении боевиков вокруг Кремля и предложил ввести чрезвычайное положение.

Но после образования ГКЧП Крючков словно бы «умывает руки»: подчиненный ему могучий аппарат все три смутных дня пил чай в ожидании указаний и не ударил палец о палец, чтобы восстановить законность и порядок в стране».

Далее в комментарии отмечалось, что ряд представителей консервативной оппозиции видели за нерешительностью шефа КГБ сговор с Горбачевым, т. е. готовился не путч, а инсценировка путча, призванная выявить и устранить политических противников Президента. В кругах же, близких ГКЧП, нелогичное поведение Крючкова расценивается как поведение законопослушного государственного деятеля, который не мог смириться с творимыми в стране безобразиями, но и не мог решиться на применение силы, дабы пресечь все эти безобразия.

Далее в комментарии исключается возможность захвата Крючковым власти. По мнению газеты, в его намерения входило лишь заставить Президента одуматься, пока не поздно, и принять меры к сохранению Союза.

Газета «День» верно отметила, что об истинном положении дел в стране я знал больше других и отчетливо видел, что ей грозит. «Насколько обоснованны были его прогнозы, — заключает газета «День», — мы можем убедиться, обратившись к выступлению Крючкова на закрытом заседании сессии Верховного Совета СССР. Сравним сказанное тогда, в середине 1991 года, с тем, что есть теперь…»