Со стороны сада открывался вид на Лавилль-Сен-Жур — значит, раньше здесь был фасад, обращенный к городу и видимый оттуда с нескольких точек. Зрелище было впечатляющим: клубы тумана, спускаясь с окрестных холмов, со всех сторон наползали на город, словно захватчики, мечтающие о поживе. Затем Бертеги заметил примерно в ста метрах от дома другое строение, гораздо меньше по размерам, — нечто вроде охотничьего павильона, наполовину скрытого буйной растительностью. Или это какая-то хозяйственная постройка?.. Во всяком случае, гул доносился оттуда, и Бертеги решил, что дом может подождать.

Он вернулся к машине и через минуту уже стоял перед небольшой часовней. Она тоже пострадала от пожара, но по сравнению с домом не слишком сильно. Здесь гул слышался уже отчетливо.

Дверь оказалась не заперта. Бертеги вошел. И в тот же миг застыл, словно пригвожденный к месту. Смерть… Смерть царила здесь безраздельно. Благодаря своей природной чувствительности, а также выполняя работу, в ходе которой он часто сталкивался со смертью, Бертеги научился безошибочно распознавать ее присутствие. Но здесь, в этой большой сводчатой комнате, в глубине которой стояло нечто похожее на алтарь, смерть не просто присутствовала — она свирепствовала, как хищник, сорвавшийся с цепи. О, конечно, пожар наполовину очистил это место от скверны: деревянные скамьи были обуглены, статуи разбиты на куски — их осколками были усеяны широкие квадратные плиты пола, покрытые пылью, сажей и обугленными останками непонятных предметов. Однако не было никакого сомнения: вблизи перевернутого креста, вырезанного прямо в каменной стене, словно воплощенное богохульство, творились страшные дела, лилась кровь…

Бертеги осторожно пошел вперед по центральному проходу между скамьями, выставив перед собой фонарик и прижав к щеке револьвер. В его воображении возникали люди в масках и черных балахонах с капюшонами, дети, которых вели на заклание под ритуальные заклинания на древних языках, лица, искаженные неистовой жестокой радостью, тела, сплетающиеся в кошмарной вакханалии… Господи, как ему нужны были сейчас Мэрил и Дженни, обычный вечер возле самых близких и любимых существ, вдали от мира, который пережил самые черные века и, несмотря на это, по-прежнему допускает такие вещи, как те, что творились в доме Талько…

С трудом преодолевая отвращение и почти физическую тошноту, Бертеги тщательно осмотрел все закоулки часовни. Никаких следов человеческого присутствия.

Бертеги обошел каменный алтарь, с ужасом заметив вделанную в него ржавую цепь с массивным наручником, и увидел небольшую дверь, закрытую занавесками, сейчас напоминавшими нищенские лохмотья; дверь вела в смежную комнату, вероятно, служившую ризницей. Там было абсолютно пусто и черно, как в угольной шахте, — очевидно, именно в этом месте и вспыхнул пожар. Но наверняка где-то есть и другие ходы. Жертв не должны были приводить через главный вход.

Комиссар медленно посветил фонариком вдоль стен и действительно обнаружил еще одну, совсем узкую дверь, тоже обугленную и едва заметную. Однако на ней висел замок — совершенно новый, блестящий.

Сердце Бертеги встрепенулось. Он лихорадочно размышлял. Дверь заперта с этой стороны — значит, за ней никого не должно быть. То есть никто не оказался бы там добровольно… Нужно попытаться открыть дверь — в багажнике у него все еще оставались кусачки, с помощью которых он разделил надвое цепь на двери подвала Одиль Ле Гаррек.

Бертеги вернулся к машине и открыл багажник. Поскольку комиссар уделял гораздо больше внимания своей одежде, чем уходу за автомобилем, ему пришлось довольно долго рыться среди набросанных как попало всевозможных инструментов, грязных тряпок, предметов различного назначения, среди которых был и портативный холодильник, прежде чем он нашел нужную вещь.

Затем он снова направился к часовне, и в это время ему послышался какой-то шорох за спиной. Он обернулся и прислушался, задержав дыхание. Деревья оставались неподвижными, и сквозь их густые ветви, несмотря даже на отсутствие листвы, трудно было что-либо разглядеть. Внизу туман медленно колыхался над Лавиллем, полностью его поглотив. Бертеги снова включил фонарик — здесь, снаружи, уже начинало смеркаться. Луч света скользнул вдоль зарослей деревьев и кустов и пропал где-то вдали. Ничего.

Бертеги вернулся в ризницу, снова ощутив леденящий ужас, когда проходил через главный зал. После нескольких неудачных попыток комиссару удалось справиться с замком. За дверью оказалась витая лестница с неровными выщербленными ступенями, уходившая наверх, в темноту. На стене Бертеги заметил выключатель и щелкнул им — над лестницей зажглась тусклая голая лампочка. Теперь он понял, что гул шел от электрогенератора.

* * *

Комиссар снова вытащил револьвер, который убрал в кобуру, возясь с замком, и начал подниматься. Лестница была узкой и крутой — невозможно было понять, где она заканчивается и не ждет ли его кто-нибудь в конце пути. Бертеги понимал: если это так, он мало что сможет сделать; по правде говоря, такой опасности, как сейчас, он не подвергался уже много лет — находясь всего в нескольких шагах от того страшного места, где Талько убивали детей, в дьявольском храме, каждый камень которого еще хранил воспоминания о творившихся здесь ужасах. Ему казалось, что он преодолел добрую сотню ступенек, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, чтобы не оказаться захваченным врасплох. Наконец перед ним оказалась небольшая лестничная площадка. Бертеги различил смутные очертания находящегося здесь генератора и новую дверь — точнее, темный прямоугольный проем. Войдя в комнату, он обнаружил матрас на полу, стол и… ряд плоских мониторов, очевидно, подключенных к одному и тому же устройству. Убедившись, что в помещении никого нет, Бертеги поискал выключатель; он нашелся и оказался исправным. Комната была обшита деревянными панелями и совершенно не повреждена — это подтвердило его догадку о том, что пожар начался внизу, может быть, даже в подвале, и остановился на полпути.

При свете комиссар лучше разглядел то, что уже увидел в темноте: наспех заправленную постель на полу, стол и длинную консоль, на которой выстроился ряд мониторов (он насчитал восемь). От них действительно тянулись провода к какому-то массивному прибору, издававшему мерный электрический шум.

Бертеги натянул латексные перчатки и продолжил осмотр. Подойдя к матрасу, он откинул покрывало. Да, от простыней шел легкий человеческий запах, испарения сна… Кто-то спал здесь еще прошлой ночью — комната носила все приметы жизни, совсем недавнего присутствия… Андреми? Комиссар вздрогнул.

Затем подошел к мониторам и включил первый попавшийся. Появилось изображение: жилая комната, скорее всего гостиная, пустая, со слегка деформированными, скругленными углами: очевидно, камера слежения была установлена под самым потолком. За кем же он наблюдал? Судя по качеству изображения, это была не простая веб-камера, а гораздо более хитроумное устройство. Можно было даже различить картины на стенах и мелкие детали убранства, вроде диванных подушечек. Чувствовалось некоторое несоответствие между размерами роскошного помещения и довольно скромной обстановкой.

Второй монитор. Женщина, стоящая перед мольбертом в художественной мастерской, — о назначении комнаты можно было судить по картинам, развешанным тут и там на стенах. Кажется, она собиралась рисовать… нет, просто смотрела на картину (свою?). Бертеги подумал, что где-то наверняка есть кнопка для увеличения изображения, но не смог ее найти. Невозможно было в подробностях разглядеть внешность женщины — видно было лишь ее овальное лицо с правильными чертами и длинные гладкие черные волосы. Но в поведении ее было что-то неуловимо странное: например, она слишком долго неотрывно смотрела на картину, стоя совершенно неподвижно.