На ступенях его встретил дворецкий, Неемия. Выражение его лица заставило Вальмона замолчать.

– Судя по всему, неприятности, – сказал он. – Что случилось?

– Еще двое беглых, господин. Мужчина и паренек. Приплыли на каноэ два дня назад.

Вэл похлопал дворецкого по плечу:

– Только и всего? Ну и напугал же ты меня. Увидев твое лицо, я решил было, что у нас обыск. Подумаешь, двое, найдем место и для них.

– Дело в том, что мальчик сегодня заболел. Я поместил его в изолятор.

– Какая-нибудь инфекция?

– Похоже на лихорадку.

Резко повернувшись, Вэл пошел к хижинам рабов; рядом, возле часовни, стояло небольшое здание, которое в поместье называлось изолятором. Если у мальчишки лихорадка, плаванье придется отменить. Как передается лихорадка, неизвестно. Однако инфекция наверняка распространится. На корабле ее не избежишь; всякий, кто был в контакте с мальчиком, может оказаться носителем болезни.

Не успев дойти до домика, он услышал плач и испуганные возгласы. Снаружи уже собралась толпа мужчин и женщин, они стенали, плакали, пели траурные песни, молились. Все ждали его.

К нему подбежала какая-то женщина:

– Господин, он умер. Умер минуты две назад. И перед смертью харкал черным.

Кроваво-черная рвота означала последнюю стадию желтой лихорадки.

– Принесите из кладовых щелочной раствор, – сказал Вальмон, – обработайте им свои хижины. Мы не пустим в Бенисон «желтого Джека». И обязательно отправимся в плаванье, позже, чем собирались, но поплывем, непременно поплывем, я обещаю вам это.

Все произошло в точности как и неделю назад. Мэри с Бертраном опять обедали во дворе. На столике так же мерцали свечи. И так же неожиданно появился Филипп. Мэри хотела было отчитать его, но он прервал ее на полуслове:

– Мэри, вы не видели Жанну? – Он был явно обеспокоен. – Ее служанка сказала, что не видела ее. Никто не знает, где она. Милли отправилась к папе разузнать, не появлялась ли Жанна там.

– Успокойтесь же, Филипп. Жанна не ребенок, она взрослая женщина. Пошла, наверное, к какой-нибудь подруге, – Мэри от души надеялась, что ее слова прозвучали достаточно убедительно. Но в эту минуту она подумала о слухах, которые ходили вокруг имени Жанны, и об эпизоде в ее домике в Кэрролтоне. Может, у Жанны свидание с любовником?

Бертран указал Филиппу на стул, и тот кивнул с благодарностью. Однако, говоря, он обращался к одной Мэри. Он словно читал ре мысли.

– Я вытряхнул из Милли все что мог и уверен, что она говорит правду. Жанна отправилась не на свидание. Все ее выходные платья на месте, и парикмахерши сегодня у нее не было. Милли призналась, что в подобных прискорбных случаях моя сестра придерживается определенного распорядка. Хорошо еще, Берты нет в городе. Достаточно и одного папы. Он готов был прибить Милли на месте – я едва его удержал.

Бертран налил Филиппу вина.

– Выпей-ка и успокойся. Она появится. Мэри права – твоя сестрица скорее всего засиделась у какой-нибудь подружки. Сплетничают, небось, напропалую, жалуются друг дружке на мужей. Послушай моего совета, Филипп, оставайся холостяком. Даже если объект твоих воздыханий просто неотразим. – И он поднял свой бокал, глядя на Мэри.

Филипп издал стон:

– У кого больше оснований для жалоб, так это у моего зятя. Грэм уехал в Батон-Руж по делам. И сейчас, по нашим подсчетам, возвращается домой. Не представляю, что он сделает, вернувшись сегодня вечером и не застав жену дома. Он ведь, в конце концов, не слепой. По словам отца, он уже намекнул ему, что готов возвратить и жену, и приданое, в общем, развестись.

Бертран оживился, предчувствуя скандал:

– И что же сказал ему Карлос?

– Пригрозил, что отхлестает его кнутом. Он не верит ни единому слову из того, что говорят о Жанне. Он просто не в состоянии поверить этому. Сама мысль о том, что его малышка далека от совершенства, может убить его.

А Мэри раздумывала, стоит ли ей поделиться с ними своими соображениями. В конце концов она решила, что поступить иначе не имеет права.

– Филипп, Жанна может находиться в доме своей парикмахерши. Я знаю, что она бывала там и прежде. Эту женщину зовут Мари Лаво, она устраивает там какие-то магические обряды.

– Мари Лаво! – воскликнули оба в один голос, при этом Бертран трижды перекрестился.

– Так вы ее знаете? – спросила Мэри.

– Бертран! – закричал Филипп. – Ты помнишь, какой сегодня день? Двадцать третье июня.

– Канун Дня святого Джона, – ответил Бертран и вскочил так резко, что упал стул. – Мне надо кое-что взять с собой.

– О чем это вы? – потребовала Мэри ответа у Филиппа. – И куда вы собрались? И что такое канун Дня святого Джона?

По словам Филиппа, канун Дня святого Джона был самым значительным днем для тех, кто исповедовал вуду. Каждый год они праздновали его где-нибудь на берегу озера Поншартрен. Всегда в строжайшей тайне и всегда в разных местах. И хотя всякий раз находились охотники поглазеть на это зрелище, мало кому удавалось их обнаружить. Но и те, кому повезло, предпочитали помалкивать об увиденном, настолько жуткое это зрелище.

– Как бы то ни было, мы должны ехать за Жанной, – сказал он.

– И я с вами, – заявила Мэри.

– Вот это абсолютно исключено, – ответил ей Бертран, вернувшись.

Они только потеряли время, пытаясь переубедить Мэри, которая доказывала, что ей легче будет уговорить Жанну покинуть это место. Пока они препирались, явился Карлос Куртенэ – он искал Филиппа. Вникнув в суть спора, он в момент разрешил его, вскричав:

– Наша задача – найти ее во что бы то ни стало, а там уж неважно, кто чем будет заниматься. Филипп, – скомандовал он, – отправляйся на конюшню, вели приготовить лошадей. А мы последуем за тобой.

Мэри не могла припомнить, когда ездила верхом в последний раз. Наездницей она была никудышной и терпеть не могла верховой езды. Ей пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не отставать от остальных. Она сосредоточилась на управлении лошадью, и ей было некогда ощущать тот страх, который могла вызвать еле виднеющаяся дорога, освещаемая фонарем, который держал в руке Карлос Куртенэ. Она даже забыла свою былую ненависть к нему, теперь он раздражал ее лишь тем, что мчался как угорелый, и она не поспевала за ним.

Наконец они добрались до озера и, повернув в топкие леса вокруг него, сбавили шаг. Вот тут ее охватил ужас. Свет фонаря разбудил и перепугал птиц и невидимых во мраке животных, которые то и дело проносились над их головами и издавали тревожные резкие крики. В темноте Мэри ощущала прикосновения к лицу вьюнов и испанского мха, и ей хотелось закричать. Казалось, отовсюду им грозила опасность, подстерегающая на каждом шагу.