И тут на весь зал полыхнуло золотом!

— А-а! — заорал Бондарчук, перекрывая зуммер тревоги.

На боковом мониторе золотым протуберанцем взметнулся сигнал. Прямоугольный импульс, визитная карточка Вещего Олега. На физической карте берег перед базой “Чероки” подернулся серебряной дымкой.

— Высшая-ааа! — кричал Бондарчук, как припадочный, качаясь и вцепившись себе в волосы. Выпрямился, лицо его было мокрым от слез и совершенно счастливым: — Ребята, он взял высшую ступень! Господи, Ты же существуешь, я знаю, — истово выдохнул он, глядя в потолок. — Спасибо Тебе за все. Ребята, он взял ее! Взял высшую! — бросился обниматься со всеми: — Взял, взял! Мы спасены! А-аа!!!

Бондарчук вскочил, гопаком прошелся по комнате, хлопая себя по ляжкам, потом кинулся всех обнимать.

— Есть, есть, есть!!! Есть высшая!!! Оле, оле-оле-оле!!! Вы слышите?! Йе-йе-йе, мама Ева, йе-йе-йе, отец Адам!!!

Лилового свечения больше не было. На “полевой” карте вспыхнули два огонька: в Селенграде и на японском побережье.

— Отражения раскидал, милый, хороший наш, — благоговейно шептал Бондарчук.

— Вот он-то сейчас всем класс и покажет, — не скрывая радости, проговорил Савельев. — Настоящий класс. Слушайте, всю жизнь мечтал — ну если не быть мне корректировщиком, так хоть высшую “рутовку” своими глазами увидать!

Джефф сидел на краю стола и глупо улыбался от радости. Попов и Добрынин ничего не понимали.

— Слушай, Илюха, а что ж не сказали, что у вас “рут” с высшей ступенью есть? — возмутился Добрынин. — Ну я понимаю, америкосам знать не надо, они заслужили нервотрепку, а нам-то сказать можно было! Нам же за ним в паре идти!

— Да не знали мы, — сказал Илья, не надеясь, что ему поверят. — До последнего не знали. Нет, знали, это ж Робка Морозов, но не надеялись, что получится.

Машка, плачущая и улыбающаяся, приволокла здоровенную бутыль газировки. При таком эмоциональном накале за шампанское вполне сойдет. Тем более, что спиртного службистам нельзя ни капли, им еще в Поле работать неизвестно сколько.

— А что делать теперь? — спросил Размат. — Прогноз нарушен.

— Да ничего, — улыбался Савельев. — Он рассчитан на девяносто часов, придется уложиться в тридцать, только и всего. Это не самое страшное. Главное, что у нас есть высший “рут”.

— Интересно, сколько он продержится в Поле? — задумчиво спросил Попов. — Инициация на высшей ступени… держится он пока для новичка даже более чем уверенно, это я как спец говорю, но что будет через час? Там работы немерено, нужно минимум два высших “рута” даже не по западным, а по нашим расчетам. Ребят, вы подумали, что с ним будет?

Вопрос сыграл роль ледяного душа. Все переглянулись.

— Мы должны справиться, — твердо сказал Савельев. — Обязаны. Робку выведем, как только хоть малейшее подозрение на зависание будет. Остальное сделаем сами.

Открылась дверь, и вошел… Робка.

— У меня ничего не вышло, — с горечью сказал он.

Все молчали.

Бондарчук изумленно покосился на монитор. Прямоугольный импульс не исчез.

Илья все понял. Сел, схватился за голову. “Какие-то сказки ты мне рассказываешь, не бывает таких дельфийцев…” С нулевыми вероятностями могут работать только корректировщики! Просто потому, что они их создают.

— Тит твою мать, — спокойно сказал Савельев. — Я так и знал. Я сразу не поверил, что он столько времени нам морочил голову, а тут так спокойно мы его взяли на тестировании до инициации. Ну, так и вышло. Знакомьтесь! — махнул рукой в сторону монитора с импульсом. — Вещий Олег. То ли реинкарнант, то ли еще черт знает кто. Я, по крайней мере, не знаю, кто это такой. Я уже даже не уверен, что это Вещий Олег. Я знаю только одно: у нас катастрофа, а нам этого скрытного гаденыша по всему миру искать, чтоб ему пусто было!

— Вычислим! — бодро пообещал Бондарчук. — Вычислим! Теперь-то он никуда не денется, голубчик! Сам за медалькой явится! Я “рутов” знаю, они на вот такие побрякушки славы ради — падкие.

— Если он не загнется в Поле, — холодно сказал Добрынин. — Шур, я понимаю твой оптимизм, но пойми и меня: у нас с Лешкой у обоих сил не хватит откатить “рута” высшей ступени. Так что ищи быстрей, чтоб до крайностей не дошло. Хрен с ним, что Дальний Восток под воду уйдет, людей вытащим, остальное не так жалко. Но вот этого парня спасти надо.

Илья встал. Вышел на середину.

— Господа, поздравляю нас, — мертвым голосом сказал он. — Мы просто идиоты. И я — самый главный. Потому что мне прямо говорили, кто это. Я не поверил.

Лоханыч отвернулся. И Иосыч чувствовал себя виноватым. Котляков, до того глаза не мозоливший, побледнел. Илья криво усмехнулся:

— Наш Вещий Олег оказался Вещей Ольгой. Зовите сюда Стайнберга с минус двумя яблоками, потому что женщина-“рут” у нас есть.

* * *

04— 08-2084, пятница

17:30 по иркутскому времени

Селенград

Цыганков открыл глаза и почему-то ничуть не удивился, увидев Олю. Было в этом что-то естественное, законное. Она стояла над ним, держа в руке до краев налитую водой чашку:

— Пей.

— Зачем?

— Потом узнаешь.

Цыганков подчинился. Крупными глотками осушил чашку. Полежал. И тут его вдоль хребта, по всем сломанным костям продернуло током, да так, что он заорал в голос. И еще, еще… Его корчило и трясло, глаза закатились под лоб, пальцы судорожно комкали простыню, а ноги сучили, как у повешенного.

Когда оклемался, опять увидел Олю. Только теперь она была… отчетливой, что ли. И Цыганков начал понимать.

Она была в красном платье. С открытыми плечами, очень красивое платье. Вечернее. А на ногах у нее были толстые шерстяные носки. Без обуви. Так не бывает.

— Пей еще.

— А…

— Сказано — пей.

Боли больше не было. Наоборот, показалось, что сила раздула его на манер воздушного шара, он вот-вот воспарит над кроватью. Сел поплотней, ухватившись руками за каркас для надежности. Оля протянула ему третью чашку. И тут из-за спины вышел Филька. Улыбающийся, с бокалом чего-то радужно-золотистого. Красивый такой бокал, чистого стекла, с тонюсенькой двадцатисантиметровой ножкой.

Цыганкову стало страшно.

Филька был ближе. Но Оля вела себя как-то странно.

— Ты чего? — ласково спросил Филька. Так ласково, что Цыганков разинул рот от неожиданности. Ему в голову не приходило, что сдержанный Филька в принципе способен издавать такие звуки. — Я тебе принес попить.

— Это… выбор? — спросил Цыганков внезапно охрипшим голосом.