class="p1">– Наверное, коллекционеры, – предположила Сесилия, заметив, что он за ними наблюдает.

– Здесь?

– Лучше всего покупать то, что пока неизвестно, но может стать великим. Биржевые маклеры поступают так же. Искусство – это как акции: покупаешь дёшево, продаёшь дорого.

Мартин рассматривал серию картин, автором которых, судя по всему, была Сиссель: олени, жеребята и крольчата, яркие цвета – как будто Бруно Лильефорс [151] впал в детство и дурачится. Представить, что уважающий себя финансист приобретёт это как объект инвестиции, было трудно.

– На самом деле ничего странного, – продолжила Сесилия, взяв его под руку. – Как только нечто приобретает ценность, оно становится предметом для спекуляций. Но ценность сама по себе – это то, что мы придумываем сами, так ведь? Каким-то образом, мы приходим к соглашению, что предмет А может стоить столько-то, а предмет Б не может.

Мартин обнял её за талию. Прикосновение к скрытому под рубашкой напряжённому тёплому животу по-прежнему оставалось новым и неожиданно приятным чувством.

Они двигались в тесноте выставочного пространства в поисках работ Шандора, когда их перехватил Уффе. В комнате, где мерцали его телевизоры, зрителей, по наблюдениям Мартина, было меньше всего.

– Ты в положении? – кивнул Уффе Сесилии и вытащил сигарету. – Молодцы. Не видели, куда смылся так называемый вундеркинд? Там его снова ищут. Эта дама из «единицы», – упоминая главную галерею, Уффе с равнодушным видом помахал зажигалкой. – Похоже, они купили твой портрет, Сисси. Так что следи за фигурой, когда родится ребёнок. Да. Если встретите его, передайте, что его тут все разыскивают. – И Уффе быстро скрылся в толпе.

В конце концов Сесилия захотела подышать свежим воздухом. Наверху возле музея они заметили одетую в чёрное фигуру Густава. Он сидел сгорбившись на ступенях и курил. Когда они подошли, поднял голову и кивнул.

– Там тебя ищут, – сказал Мартин, усаживаясь рядом. Сесилия села по другую сторону. Перед ними простиралась Авенин. Наверху лестницы всегда кажется, что весь город лежит у твоих ног.

– В каком году мы поступили? – спросил Густав. – В 82-м?

– Нет, вроде бы в 81-м.

Густав выбросил окурок.

– Точно. Пять лет плюс год в Париже.

Он вздохнул:

– До первого августа я должен выехать из мастерской.

– А где ты будешь работать? – спросила Сесилия. – Снимешь что-нибудь? Я слышала, как Виви говорила что-то о новом месте. Констэпидемин…

– Как-нибудь образуется, – пожал плечами Густав. Потом вздохнул, снял очки и прижал пальцами закрытые веки. – Так или иначе, но всё образуется.

* * *

Сесилия сходила в библиотеку и взяла там всё, что нашлось о беременности. Хмурила лоб, рассматривая фотографии Леннарта Нильссона [152] в книге «Зарождение жизни». Изучала свой живот в зеркале. Записывала толчки и движение плода и докладывала обо всём в женскую консультацию наблюдавшей её акушерке, которую считала слишком эксцентричной, но готова была терпеть все её странности. Следила за тем, чтобы питание было полноценным, отказалась от алкоголя и просила Густава курить в форточку. Ей дали место в группе первородящих, и она исправно посещала все занятия, хотя ничему интересному там не учили.

Летом она решила, что у них будет девочка и они назовут её Ракель. Мартин запротестовал: во-первых, с тем же успехом мог родиться мальчик, во-вторых, людей моложе семидесяти по имени Ракель в природе не существует. Сесилия снисходительно допустила, что Мартин тоже сможет предложить имя, если её гипотеза, вопреки всему, не подтвердится и родится мальчик, но имя потенциальному сыну Мартин тогда так и не придумал.

Однажды июньским утром ему позвонил Пер и сообщил, что он нашёл на бирже труда курс для начинающих предпринимателей.

– Хочу разобраться, сложно это или нет, – говорил Пер. Мартин, прижимая трубку плечом к уху, заправлял кофеварку.

– Ты и я, – продолжал Пер, – небольшие, но продуманные тиражи, прибыль невысокая, но, с другой стороны, расходы на производство тоже маленькие… Насколько я представляю, а я тут уже немного прикинул, всё это вполне реально запустить. Может, мы и не разбогатеем, но работать это будет, а потом, возможно, расширимся, смотря как всё пойдёт.

– О чём ты?

– Об издательстве же! Можно зайти и с другой стороны, посмотреть, чем мы рискуем даже при самом плохом раскладе. Ну да, в этих занятиях на курсах весёлого мало, но это нестрашно, особенно если с самого начала действовать осторожно. Но можно рискнуть. Как бы там ни было, я считаю, попытаться стоит.

– Конечно, – ответил Мартин, хотя по-прежнему до конца не понимал, с чем согласился. Он настрогал сыр сырорезкой и вынул из пакета ломтик белого хлеба фабричной нарезки.

– В общем, мне кажется, что эти бухгалтерские курсы станут хорошим началом, – подытожил Пер. – Ты пойдёшь со мной?

– Конечно, – ответил Мартин с набитым ртом. – А когда они?

Всё завертелось, когда Пер и l’écrivain [153] Мартин, бесцельно слоняясь по Парижу, говорили о будущем. Писательские амбиции Мартина Пер не разделял. Он утверждал, что для чего-то такого у него нет таланта, и ему лучше всего находиться за сценой. Только он пока не представлял, что ему за сценой делать. А Мартин признался, что готов на старте карьеры влачить скудное существование. Это обычно и даже ожидаемо, а значит, ему надо бы поискать какие-то подработки на стороне. И когда они с закушенными сигаретами сидели на парапете набережной, болтая ногами над Сеной, им пришла идея открыть собственное издательство.

– Подумай, сколько есть книг, – сказал Пер, – неизданных книг. Или изданных, но не переведённых на шведский.

– Не будет никаких начальников, – сказал Мартин.

– Мы сами будем начальниками, представляешь, – сказал Пер, глядя вдаль на крыши домов четвёртого аррондисмана. – Почему бы нет? У других же получилось.

Мартин думал, что эта идея пройдёт тот же путь, что и все прочие: яркая вспышка, период напряжённого планирования, в процессе которого пыл гаснет, а идея замораживается и забывается. Таков был жизненный цикл любого проекта, в чём, собственно, и заключался главный шарм. Этот проект Мартин забыл напрочь. И в душный офис, где обучали основам предпринимательства, пришёл вместе с Пером без особого интереса.

Он всегда представлял себя по другую сторону редакторского стола, или где там сейчас сидят… ему казалось, что стол должен быть в любом случае… в общем, он в кресле гостя, напротив редактора, а редактор, пожилой и солидный, или женщина, почему бы нет (в строгом костюме) складывает руки домиком, наклоняется вперёд и говорит: «Да, Мартин Берг, мы считаем, что это хорошая книга… очень хорошая… мы даже гордимся тем, что издаём её».

Мартин никогда не предполагал, что он и будет тем самым редактором, человеком за письменным столом, с визитными