— Это секретарь господина Актона.

— Кто наложил тебе повязку?

— Врач из Санта Марии.

— И никто другой?

— Я видел одного только господина Ричарда, ваше величество.

Руффо подошел к королю.

— Ваше величество изволили прочесть?

— Разумеется, — ответил король. — А вы?

— Я тоже.

— И что вы скажете?

— Скажу, ваше величество, что смысл его вполне ясен. Вести, полученные императором из Рима, по-видимому, совпадают с тем, что стало известно нам. Он предлагает вашему величеству взять на себя армию генерала Шампионне, а сам займется армией Жубера.

— Верно, — подтвердил король, — и заметьте притом: он добавляет, что, как только я окажусь в Риме, он перейдет границу во главе ста сорока тысяч воинов.

— Да, это сказано вполне определенно.

— Но основная часть текста письма, — продолжал недоверчивый Фердинанд, — написана не рукою императора.

— Однако заключительное приветствие и подпись несомненно собственноручные. Быть может, император настолько убежден в преданности своего секретаря, что доверил ему и эту тайну.

Король взял письмо из рук кардинала и повертел его, разглядывая.

— Соблаговолите показать мне печать, ваше величество.

— Ну, что касается печати, тут не к чему придраться. На ней голова императора Марка Антония, я узнал ее.

— Марка Аврелия, хотели вы сказать, ваше величество.

— Марка Аврелия так Марка Аврелия, — буркнул король, — не все ли равно.

— Не совсем, ваше величество, — заметил Руффо, улыбнувшись. — Но не в этом дело. Адрес написан рукою императора, подпись — рукою императора. Следовательно, тут все, что требуется. Угодно ли вашему величеству еще кое о чем расспросить курьера?

— Нет, пусть себе отправляется на перевязку. И король повернулся к нему спиною.

«Вот они — люди, ради которых идут на смерть!» — прошептал Руффо, протягивая руку к звонку.

На звонок явился дежурный ливрейный лакей.

— Позовите двух слуг, которые привели Феррари, — велел кардинал.

— Благодарю вас, ваше преосвященство, мне уже лучше, я дойду до своей комнаты сам.

И правда, Феррари встал, поклонился королю и направился к двери; Юпитер побрел было за ним.

— Юпитер, ко мне! — крикнул король.

Пес сразу же остановился, исполняя приказание лишь наполовину, взглядом проводил Феррари до самой передней и, ворча, улегся под столом короля.

— Ну, что тебе, болван? — бросил король слуге, стоявшему у двери.

— Ваше величество, — отвечал тот, трепеща, — его превосходительство сэр Уильям Гамильтон, английский посол, просит узнать, угодно ли будет вашему величеству принять его.

— Конечно! Сам знаешь, что его я всегда принимаю. Лакей вышел.

— Мне уйти, ваше величество? — спросил кардинал.

— Нет, нет. Напротив, оставайтесь, преосвященнейший. Об аудиенции просят так торжественно, что, по-видимому, собираются сообщить нечто официальное, и мне, наверное, захочется узнать ваше мнение.

Дверь опять отворилась.

— Его превосходительство посол Англии, — доложил лакей, сам оставшись за дверью.

— Zitto! 67 — прошептал король, указывая кардиналу на письмо и пряча его в карман.

Кардинал сделал жест, означавший: «Излишнее предупреждение, ваше величество!» Появился сэр Уильям Гамильтон. Он поклонился королю, потом кардиналу.

— Добро пожаловать, сэр Уильям, — сказал король, — я тем более рад вас видеть, что полагал, будто вы в Казерте.

— Я действительно был там, ваше величество, но королева оказала леди Гамильтон и мне честь и привезла нас в своей карете.

— Вот как? Королева вернулась?

— Да, ваше величество.

— А давно вы приехали?

— Только что. Я должен кое-что сообщить вашему величеству.

Король подмигнул Руффо.

— Секретное? — спросил он.

— Как сказать, ваше величество, — отвечал сэр Уильям.

— Касающееся войны, полагаю?

— Вот именно, ваше величество, касающееся войны.

— В таком случае можете говорить в присутствии его преосвященства; мы как раз беседовали на эту тему, когда доложили о вас.

Кардинал и сэр Уильям обменялись поклонами, чего никогда не делали, если было возможно этого избежать.

— Итак, — продолжал сэр Уильям, — его милость лорд Нельсон приехал вчера в Казерту и провел там вечер, а уезжая, оставил нам — леди Гамильтон и мне — письмо, содержание которого считаю своим долгом довести до сведения вашего величества.

— Письмо по-английски?

— Лорд Нельсон владеет только английским, но, если вашему величеству угодно, я буду иметь честь перевести его на итальянский.

— Читайте, сэр Уильям, — сказал король, — мы слушаем. И действительно, как бы подтверждая употребленное им множественное число, король сделал Руффо знак, чтобы и он слушал.

Вот текст письма, которое сэр Уильям перевел с английского на итальянский для короля, а мы переводим с английского на французский для наших читателей 68:

«Леди Гамильтон. Неаполь, 3 октября 1798 года.

Дорогая леди,

приверженность, которую Вы и сэр Уильям всегда проявляли по отношению к Их Сицилийским Величествам, запала мне в сердце шесть лет назад, и с тех пор, могу заявить со всей прямотой, я не упускал поводов — а они представлялись мне не единожды — выразить мою искреннюю симпатию к Королевству обеих Сицилии.

В силу этой сердечной привязанности я не могу оставаться безучастным зрителем того, что происходило и происходит в Королевстве обеих Сицилии, а также приближения бедствий, которое я, даже не будучи дипломатом, явственно ощущаю. Королевство готово рухнуть в бездну невзгод, и все по причине своей выжидательной политики — самого пагубного из всех возможных образов действия.

Едва лишь прибыв в здешние воды, то есть с мая месяца, я не замедлил убедиться, что сицилийцы, как народ верный своим властителям, питают величайшее отвращение к французам и их идеям. С тех пор как я обретаюсь в Неаполе, всё доказывает, что неаполитанский народ, от первого до последнего человека, жаждет вступить в войну с Францией, которая, как всем известно, набрала армию негодяев, чтобы разорить это королевство и уничтожить монархию.