На протяжении долгих лет акушеры использовали естественный гормон для профилактики преждевременных родов – прогестерон, который вышел на рынок более 50 лет назад14. Аптеки готовили его для врачей, и стоил он около 10–20 долларов за инъекцию. Когда компания KV Pharmaceutical получила одобрение правительства США на исключительную продажу этого препарата, известного под названием макена (Makena), цена подскочила до 1500 долларов за дозу – то есть в 75–150 раз. Компания заявляла, что «мамочки заслуживают одобренную FDA макену», в то время как врачи говорили, что эта сделка, скорее всего, приведет к большему числу преждевременных родов (следовательно, и к большему числу недоношенных детей с навсегда поврежденным мозгом), так как многие женщины будут не в состоянии позволить себе это лекарство. Некоторые врачи говорили, что с удовольствием бы получали более дешевую версию из рецептурных аптек, но компании разослали в эти аптеки письма, в которых говорили, что они могут столкнуться с принудительными действиями со стороны FDA, если продолжат производить препарат.

Мы совместно несем ответственность за то общество, которое создали, в котором зависим друг от друга и получаем пользу от специализации. Но когда фармацевтические компании взимают огромные деньги за препараты, они глумятся над обязательствами перед пациентами, налогоплательщиками, обществом и нашими совместными активами – этим они ставят себя вне общества, как и уличные преступники. Это воровство.

Исследования показали, что ежегодные затраты на одного пациента обратно пропорциональны распространенности заболевания. Итальянские исследователи пошли еще дальше и разработали простую формулу, которая на удивление хорошо описывала данные по 17 противораковым препаратам15.

Таким образом, ежегодные расходы на одного пациента (а в Италии их, например, 900) составят около € 60 000.

Соответственно, препараты для пациентов с редкими ферментными дефицитами обходятся чудовищно дорого, например 600 000 долларов в год за лечение болезни Гоше16, хотя все исследования и ранняя разработка были проведены исключительно учеными, финансируемыми Национальными институтами здоровья (NIH)1.

Последний и окончательный удар по мифу о том, что цены на лекарства отражают высокую стоимость исследований и разработок, заключается в следующем: что же тогда можно сказать о гораздо более высоких расходах на продвижение?3 Те, кто платит за лекарства, также оплачивают и маркетинг. Если бы новые препараты были так хороши, как промышленность хочет, чтобы мы поверили, не было бы большой необходимости их проталкивать и подкупать врачей, чтобы они их назначали.

Этот миф широко распространен среди политиков и врачей, хотя совершенно нелеп и полностью смехотворен. Готовы ли эти люди заплатить в 20 раз больше за новый автомобиль только потому, что автодилер говорит им, что тем самым мы получим более качественные машины в будущем?

По мнению Марсии Энджелл (Marcia Angell) – бывшего редактора «Медицинского журнала Новой Англии» – фармацевтическая промышленность настаивает, что по-существу ее следует оставить без общественного контроля, при этом говоря обществу: «Не связывайтесь с нами. Не пытайтесь снизить огромные цены на лекарства, иначе мы не будем никого чудесным образом исцелять»17. Обычные компании говорят: «Если мы не потратим деньги на исследования, мы разоримся». Фармацевтические компании говорят: «Если мы не получим ваши деньги на исследования, вы умрете»7.

Умнее их только религиозные лидеры. Они обещают нам вознаграждение после того, как мы умрем, что делает жалобы невозможными. Обещания промышленности настолько ложны, что причинно-следственная связь становится обратной. С 1980-х годов прибыли фармацевтической промышленности взлетели до небес (смотрите главу 4, стр. 86), но при этом все меньше и меньше инновационных лекарств выходят на рынок3. Журнал La Revue Prescrire каждый год присуждает награду самому важному прорыву в области лекарств – la Pilule d’Or (Золотую пилюлю), но в 2012 году им не удалось найти достойного кандидата. И в 2011-м. И в 2010-м.

В 2011 году датские регионы предложили создать институт, подобный Национальному институту здравоохранения и совершенства в оказании помощи (National Institute for Health and Care Excellence – NICE) в Соединенном Королевстве, так как мы не можем позволить себе все, что имеется на рынке. Однако консервативный спикер по вопросам здравоохранения в Парламенте не хотел приватизировать лекарства и утверждал, что это приведет к замедлению разработки новых препаратов18. Болеее того, регионы предложили, чтобы новые препараты перед одобрением тестировали в сравнении с существующими и часто более дешевыми лекарствами. Это привело в ярость директора Датской ассоциации фармацевтической промышленности Иду Софи Дженсен (Ida Sofie Jensen), которая заявила, что «жалко, если не сказать позорно, что датские регионы опять показали свое враждебное отношение к промышленности. Регионы обвиняют фармацевтическую промышленность в том, что у них слабая экономика»19. Председатель от регионов спокойно ответил, что фармацевтическая промышленность – одна из самых прибыльных отраслей, и что он надеется, что ее ритуальные племенные танцы скоро закончатся. Дело в том, что стоимость лекарств в датских больницах возросла втрое всего за 8 лет. За год до этого датское правительство упразднило компенсацию за некоторые лекарства, которые слишком дороги и ничем не лучше, чем дешевые препараты того же типа. В ответ на это Ида Софи Дженсен (Ida Sofie Jensen) изобразила еще один племенной танец: «Власти отказываются платить за прогресс в области лекарств. Мы опасаемся, что это остановит разработку новых препаратов»20. В контраст этому, специалист по экономике здравоохранения заметил, что этот шаг может стать стимулом для промышленности заниматься созданием по-настоящему революционных препаратов вместо лекарств-клонов. Именно в этом и суть. Инновации иссохли, потому что для промышленности значительно более прибыльна разработка продуктов-клонов, чем проведение инновационных исследований. Если мы уберем этот стимул, пациентам это только пойдет на пользу.

Во всем мире правительства, кроме США при республиканском правлении, пытаются сдерживать цены на лекарства. В статье 2011 года сообщалось, что Чешская Республика введет максимальные цены на лекарства, затраты на которые возмещаются, и ограничит использование очень дорогих лекарств в университетских больницах; в Германии были введены максимальные цены с целью экономии 2 миллиардов евро в год; в Великобритании правительство потребовало, чтобы промышленность снизила цены, с целью сбережения 6 миллиардов евро в год; а в Австралии правительство отменило возмещение затрат на 162 препарата и планировало сократить цены на 1600 препаратов на 27%21. В Китае, Венгрии, Болгарии и Словакии также разработаны планы по экономии на ценах на лекарства.