Естественным следствием увеличения веса и влияния личной канцелярии премьер-министра и ее филиалов стало уменьшение роли кабинета министров в качестве органа, коллегиально принимающего решения. Уже давно идея, что премьер-министр является лишь первым среди равных, была в кабинете министров всего лишь фикцией, встроенной в архитектуру британского общества. Премьер-министр был несомненным главой правительства. Но в 1979 году кабинет министров как общественный и административный институт сохранял очевидное превосходство, которое Маргарет предстояло в скором времени существенно урезать весьма показательным образом. Разногласия между «мягкотелыми» и «жесткими», естественно, сыграли в этом вопросе большую роль, как и характер Мэгги. Как только Маргарет приступила к исполнению своих обязанностей, она дала себе такое определение: «Непокорный глава конформистского правительства». Это было плохое начало для идеи коллегиальности. Маргарет хотела иметь силу, способную двигать страну вперед, чтобы эта сила могла противостоять силе, желавшей сохранить статус-кво, бороться с консерваторами, одетыми в костюмы из дорогих магазинов на Савил-роуд и носящих зонты от Брига. Способы, которые применяла Маргарет, чтобы оживить заседания кабинета министров, шокировали многих из них. На заседаниях правительства, проходивших по вторникам с утра, Маргарет сначала излагала свои соображения по какому-то вопросу, а затем выслушивала замечания коллег. Ее образ действий противоречил обычной практике поочередного опроса мнений всех участников совещания. Она так говорила о своей манере поведения: «Когда я председательствую на совещании, я забегаю вперед. Я люблю высказывать свои мысли раньше всех, чтобы увидеть, какие аргументы могут быть приведены, чтобы доказать мне, что я не права». Она заботливо добавляет: «Я не испытываю при этом ни малейших затруднений, если требуется принять новую линию поведения». Такой министр, как сэр Соумс, работавший в правительствах Макмиллана и Алека Дуглас-Хьюма, конечно же был этим глубоко шокирован. «С нами никогда прежде так не разговаривали, всё было решено заранее», — напишет он позднее. Это не совсем правда, Маргарет могла слушать, в особенности в самом начале заседания. Но вообще-то эти заседания ее утомляли, ей становилось скучно, и она довольно часто возлагала на Уилли Уайтлоу, заместителя премьер-министра, обязанность сделать выводы после проведения дебатов. Он же, с его опытом и знанием традиций, с его доброжелательностью всегда умел «закруглить, сгладить углы» и найти решение, которое удовлетворяло бы всех заинтересованных лиц. После его ухода с поста в 1988 году отношения в правительстве стали более натянутыми. В любых случаях Маргарет без колебаний ставила своих министров в затруднительные положения. Однажды Форин Оффис высказал свое мнение по вопросу о положении дел в Родезии, причем известные факты входили с этим мнением в явное противоречие, и Маргарет без колебаний сказала лорду Каррингтону: «Это происходит от некомпетентности, и это идет с самого высшего уровня». Лорд Каррингтон пишет в своих «Воспоминаниях»: Маргарет «надеялась, что ее министры будут защищать свою точку зрения столь же энергично и твердо, как это делала она сама, в том случае, если они действительно были уверены в своей правоте <…>. Мне казалось иногда, что она получала удовольствие от того, что поддразнивала своих собеседников, чтобы увидеть, как они ей будут отвечать, даже если она говорила вещи неприятные и нелестные, в которые она на самом деле и не верила». Заседания правительства постоянно превращались в своеобразную игру кошки с мышкой. Если «мышка» была достаточно ловкой, она могла и выиграть. Джордж Уолден, заместитель лорда Каррингтона, вспоминает: «Когда вы говорите, взгляд ее голубых глаз того оттенка, что называют электрик, проникает в вас глубоко-глубоко, словно она оценивала вашу искренность или пыталась определить, не намеренно ли внесена неясность в ваши мысли <…>. Но если вы приводили убедительные аргументы и говорили убежденно, если вы доказали, что вы правы, она принимала ваши аргументы». Это, без сомнения, было правдой в период ее первого мандата. А потом Маргарет явно стала соскальзывать к «искусству управления» всё более и более авторитарному, автократическому, по выражению клеветников и хулителей. В 1988 году, прежде чем войти в зал заседаний, она сказала одному из тех, кто сотрудничал с ней, работая в ее личной канцелярии: «Когда я возвращаюсь туда, то это для того, чтобы выиграть». Но совершенно очевидно и то, что превращение заседаний кабинета министров в непрерывный матч — это не идеальная находка для поддержания командного духа.

В действительности обычный образ правления Маргарет состоял в том, чтобы обмануть, провести каждого министра, которого она подозревала в излишней слабости и мягкости или что он находится под слишком большим влиянием его же чиновников. В большинстве своем члены ее правительств, в частности те, что занимали пост канцлера Казначейства, со страхом вспоминают об ужасных столкновениях лицом к лицу с «Железной леди», абсолютно бескомпромиссной и непримиримой, постоянно повторявшей, если верить словам Найджела Лоусона: «Этому нет альтернативы», за что в кулуарах Уайтхолла получила прозвище «Тина» (слово состоит из первых букв фразы «There is no alternative»). Даже Кит Джозеф, «ментор», то есть наставник Маргарет, вспоминает о чрезвычайно неприятном моменте, пережитом им, когда ему пришлось выпрашивать кое-какие субсидии для министерства образования. «У меня было такое впечатление, будто я — школьник, застигнутый на месте преступления». В таких случаях Маргарет могла быть просто ужасной. Тот же Кит Джозеф, вызванный в дом 10 на совещание по поводу дела «Бритиш лейланд», отправился туда, дрожа от страха. Зная, что ему придется пережить неприятную четверть часа, он полушутливо-полусерьезно попросил секретаршу Маргарет: «Вызовите мне на два часа скорую, ведь скоро прольется кровь». После таких встреч, где министры обычно склоняли головы, на пленарном заседании правительства царило всеобщее согласие. Следовавшие одна за другой отставки, реорганизации правительства (то есть многочисленные перестановки в нем), а таковых было 21 за 11 лет, уход «тяжеловесов» Джеймса Прайора, Уилли Уайтлоу, Найджела Лоусона, Джеффри Хау являются ярчайшими иллюстрациями методов правления Маргарет Тэтчер. В 1990 году, после громкого и скандального ухода Джеффри Хау Маргарет оставалась единственной «выжившей» из состава правительства 1979 года. Один из тех, кто ушел в отставку, широко освещавшуюся в прессе, Найджел Лоусон, так излагает свой взгляд на уменьшение роли кабинета: «Она так мало доверяла своим министрам и столь немногое им поручала, что это подрывало их авторитет и низводило коллегиальность до нуля».

Зато в свое время очень много писали о том, что годы правления Маргарет Тэтчер стали концом вестминстерской модели управления и ослабления роли парламента. Но это преувеличение, а вернее — совсем не так. Прежде всего, надо сказать, что Маргарет испытывала к парламенту особое чувство почтительного, даже подобострастного восхищения. Для нее парламент являлся главным элементом британского величия, лучшей его частью. Со времен принятия Великой хартии вольностей в 1215 году парламент был солью английских общественных и государственных институтов, тем преимуществом, что превратило небольшой остров, омываемый волнами, в образец для всех свободолюбивых людей в мире. Мы помним, в каком восторженном состоянии она пребывала, когда стала членом палаты общин, ведь тогда осуществилась ее мечта стать членом парламента. Ей предстояло теперь принадлежать «к этой особой породе английских депутатов, представителей которой нельзя встретить более нигде».