— Нет, — Март помотал головой. — Вы не понимаете.

И Майндерт кивнул, как будто именно это Март и должен был сказать.

— После того, как Радуна отправили на каторгу, «Хикари» стала трофеем Лукаса. До его возвращения, она принадлежит Дому фон Нарбэ. Я отдам вам «Хикари», но пилота с БД-имплантантами у меня нет.

— У нас есть, — подал голос Дэвид. — Только инструкция нужна к этой вашей «Хикари».

Тут уж на него уставились все трое, и все, кажется, с одинаковым выражением на лицах.

— Инструкция? — озвучил Андре общую изумленную мысль. — К «Хикари»? Капитан Нортон, а вы точно из нашей вселенной?

Мне сейчас не дозволено быть собой,

Задыхаясь от боли, чувства глотать.

Мне сейчас не проникнуться — просто боль —

не тебе без меня умирать!

Чистой сущностью, концентратом эмоций в суть

проникая, вещами меняя слова,

существуешь.

И вновь попрошу «будь».

Я умею лишь будни твои звать.

Расставляя ловушки, читать имена

и чертить на песке дороги-пути

я… дождусь, брат, лишь оставь знак,

что ты хочешь ко мне дойти.[3]

«Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву»

Экклезиаст (9:4)

Конечно же, «Хикари», как и любой другой звездолет, сопровождалась огромным количеством самых разных инструкций, но имплантанты бесконтактного доступа в Империи были разрешены только пилотам, а любой пилот с БД знал, как работать в унтэн-сфере.

Дэвид не знал. Правда, очень быстро разобрался. Андре уже видел подобное, такую скорость обработки информации, видел в Баронствах. В том числе и в исполнении самого Дэвида. Тогда еще принял как данность, что церцетарии не брезгуют использовать имплантанты. Что ж, все бывает. Его не учили ненавидеть киборгов, убивать учили, а ненавидеть нет. Убить Дэвида Андре при необходимости мог, об остальном не беспокоился.

Дэвид не умел пилотировать звездолеты, это был существенный пробел в его, по всем прочим пунктам безукоризненной легенде. Наверняка, при создании легенды подразумевалось, что об имплантатах никто не узнает. Даже пророки Капеллы не смогли бы предсказать, что наступят времена, когда киборг-церцетарий начнет планомерно нарушать закон в одной команде с рыцарем Десницы и аристократом. Воистину, настают последние времена, и свет Самаянги вот-вот воссияет, заменив собой все имперские солнца.

Ну, и убырство! Правда, смешно это или нет, но одно имперское солнце действительно может смениться другим. Божественный Император может уступить престол Лукасу. Если только Лукас найдется. Куда же он пропал, Аристо, иччи б его об кочки?! В какие неприятности влип, если церковь решила, что он не выберется живым, и прекратила поиски, положившись на волю Творца?

«Хикари» шла на встречу с «Сонсарком».

Первые сутки они шли в обычном пространстве, Дэвид осваивал правила входа в «подвал», штудировал теорию слоев. Март консультировал его, с грехом пополам вспоминая учебный курс монастыря. Андре молился бы, если б умел. Кто-то же должен, раз и священник, и мирской агент церкви слишком заняты, чтоб уделить время молитве.

Вообще-то, конечно, ему было смешно. От абсурдности ситуации. За полгода он так и не привык быть врагом того, чему служил с самого рождения. Лукас как-то справлялся с этим, умел верить в то, что поступать по совести важнее, чем следовать закону, умел не считать себя ни преступником, ни, тем более, врагом Империи. Даже когда освобождал Миклашевскую, которая уж точно была врагом. И еще каким!

А что в итоге? Миклашевская хочет заключить союз с церковью, дать Империи плацдарм на территории Баронств и принять истинную веру. Довольно неожиданное следствие преступления, с какой стороны ни взгляни. То ли самоуверенность Аристо такова, что даже Господь действует в соответствии с его представлениями о правильном и неправильном, то ли Март прав, и он попросту делает, что должно.

На следующие сутки «Хикари» нырнула в «подвал», и тут уж молиться начал Март.

* * *

На «Хикари» любое утро было прекрасным. Обшивка корабля становилась полупрозрачной, по перламутровой скорлупе разбегались алые блики, не требовалось воображения, чтобы представить себя внутри освещенной восходящим солнцем жемчужины. В империи Нихон восход был временем сакральным, на «Хикари» — тоже, да и сама «Хикари»… один из двух самых необычных в мире звездолетов. Просто машина, но такая сложная, что по незнанию ее можно было бы счесть разумной.

— Один в один Аристо, — сказал Дэвид в одно такое утро. — Вот так же мы в Баронства летели. Двое нормальных и один чурбан в медитации.

Андре доводилось видеть Аристо в молитвенном трансе. Дэвид был прав, Март вел себя так же. Никак. Но молящегося Аристо Андре наблюдал несколько часов, а Марта уже третьи сутки, и выносить это его состояние становилось все сложнее. Тело Марта было на «Хикари», механически выполняло все необходимые действия, а разум или… что? дух, душа? церковникам виднее, как назвать, но, в общем, та часть, которая и делала его собой, она пребывала где-то далеко. Слишком далеко, по мнению Андре. Наверное, «Хикари» могла бы идти в более глубоких слоях «подвала». По крайней мере, казалось, что такое самоотречение, такая погруженность в молитву, должны отгонять демонов так же эффективно, как если бы Март сам сидел в унтэн-сфере. Дэвид признался, что у него появлялась такая идея, но «Хикари» нырять не стала. Сообщила об ошибке в командах.

— Говорит: «я не могу выполнить ваше пожелание, господин», — это Дэвид рассказывал уже за завтраком, рассказывал Андре, но смотрели оба на Марта, который, с отсутствующим видом жевал тост, явно не чувствуя ни вкуса, ни запаха. — Лукас, кстати, чай пил. — Вдруг вспомнил Дэвид. — Хреновины такие, круглые, на чеснок похожи. Я ему как-то сказал, что надо сильно с прибабахом быть, чтоб кидать чеснок в кипяток и думать, будто это красиво. Но оно ничего так было, в воде раскрывалось, как цветок или что-то такое. Пахло нормально.

Андре понял. Дэвид, навряд ли. Люди иногда говорят и делают вещи, полные смысла, но им не дано понять этот смысл. Чай «Тайян», любимый сорт Лукаса, и правда выглядит непрезентабельно, пока не окажется в горячей воде. Но Дэвид не об этом хотел сказать, хоть и думает, что вспомнил именно о чае. Дэвид хотел сказать, что Лукас, даже когда молится, не покидает дольний мир, раз уж может любоваться распускающимся в чашке цветком «Тайян». Он выглядит отстраненным, и может показаться, будто он где-то далеко, но это же Аристо, он вообще всегда выглядит так, будто весь мир — грязь под его ботинками. А на деле он никуда не девается, его молитва устанавливает связь… ну, предположим, с Богом, и демоны разбегаются, потому что Аристо — проводник силы, которая для них опасна.