Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще есть фотоальбомы, где мисс Джеральдин сохранила свидетельство о смерти не только преподобного Гиллиарда, но и тринадцатилетней племянницы Кэннон – согласно приложенной вырезке из газеты, она находилась под опекой тети, когда в 1975 году скончалась из-за передозировки фреоном, признанной случайной, хотя патологоанатомы и упоминали возможную инъекцию дезодоранта «Бэн». На следующей странице альбома детективы находят страховой полис на 2 тысячи долларов, выписанный на имя ребенка.
В том же альбоме детективы находят более свежие снимки Джеральдин с девочкой-младенцем и вскоре узнают, что та купила ее у племянницы. На той же неделе малышку найдут в доме родственника и передадут департаменту социальной службы после того, как обнаружат по меньшей мере три оформленных на ребенка полиса общей суммой в 60 тысяч долларов в двойных выплатах.
Списку потенциальных жертв нет конца. Обнаружен страховой полис на мужчину, избитого и брошенного умирать в лесистой местности Северо-Восточного Балтимора; он выжил и позже нашелся в больнице на реабилитации. Еще один полис – на младшую сестру Джеральдин, погибшую по неизвестным причинам несколько лет назад. А из другого альбома Чайлдс достает свидетельство о смерти, датированное октябрем 1986 года, на мужчину по имени Альберт Робинсон. Указанная причина смерти – убийство.
Чайлдс берет бумажку и идет к другой синей папке, где находится список всех балтиморских убийств в хронологическом порядке. Открывает папку на восемьдесят шестом году и просматривает столбец с жертвами:
Робинсон, Альберт, Ч/М/48
10/6/86, застрелен, С.-В., 4J-16884
Сейчас, почти два года спустя, дело все еще открыто, старшим следователем значится Рик Джеймс. Чайлдс несет свидетельство о смерти в главный офис, где Джеймс за столом рассеянно ковыряет шеф-салат.
– Это тебе о чем-нибудь говорит? – спрашивает Чайлдс. Джеймс просматривает свидетельство.
– Ты где это взял?
– В фотоальбоме Черной Вдовы.
– Ты прикалываешься?
– Не-а.
– Твою налево, – Джеймс вскакивает и горячо пожимает руку сержанта. – Гэри Чайлдс раскрыл мое убийство.
– Ну, кому-то же тут надо работать.
Альберт Робинсон, алкоголик из Плейнфилда, штат Нью-Джерси, был найден мертвым у насыпи железной дороги «Балтимор и Огайо», у подножия Клифтон-парка, с пулей в голове. Уровень алкоголя в крови на время смерти – 4.0, в четыре раза выше уровня, разрешенного для вождения. При расследовании Джеймс так и не понял, как пьяница с севера Джерси оказался мертвым в Восточном Балтиморе. Возможно, рассуждал он, бродяга залез в поезд, следующий на юг, и по неизвестным причинам схлопотал пулю, пока поезд шел через Балтимор.
– А как именно она связана с Альбертом? – с нахлынувшим интересом спрашивает Джеймс.
– Не знаю, – говорит Чайлдс, – но нам известно, что она проживала в Плейнфилде…
– Да ладно.
– …и у меня такое ощущение, что где-то в этой горе бумажек мы найдем страховку и на твоего покойника.
– О-о-о-о, у меня прям все внутри потеплело, – смеется Джеймс. – Говори, не останавливайся.
Джеральдин Пэрриш в большой допросной поправляет парик и наносит очередной слой макияжа, смотрясь в карманное зеркальце. При всем происходящем она не забывает прихорашиваться, если это можно так назвать. И аппетит не потеряла: когда детективы приносят сэндвич с тунцом из «Крейзи Джона», она съедает его целиком, пережевывая медленно, оттопырив мизинцы.
Через двадцать минут Джеральдин требует, чтобы ее отвели в дамскую комнату, и Эдди Браун доводит ее до дверей, покачав головой с улыбкой, когда подозреваемая спрашивает, зайдет ли он с ней.
– Давайте уже, идите, – отвечает он.
Она проводит там добрых пять минут и в коридор возвращается уже с новым слоем помады.
– Мне нужны лекарства, – говорит она.
– Какие? – спрашивает Браун – У вас в сумочке было два десятка самых разных.
– Все.
В мыслях Эдди Брауна появляются картины передозировки в допросной.
– Ну, все вы не получите, – говорит он, сопровождая ее обратно. – Разрешаю выбрать три таблетки.
– У меня есть права, – надувается она. – Конституционные права на мои лекарства.
Браун улыбается и качает головой.
– Над кем вы смеетесь? Вам бы обратиться к религии… а то смеетесь над людьми.
– Это вы меня будете учить религии, что ли?
Джеральдин неспешно вплывает обратно в допросную, за ней – Чайлдс и Уолтемейер. В конце концов потолковать с ней попробуют целых четыре детектива, раскладывая на длинном столе страховые полисы и объясняя снова и снова, что совершенно неважно, она спустила курок или не она.
– Если из-за вас кого-то застрелили, вы тоже виновны в убийстве, Джеральдин, – говорит Уолтемейер.
– Можно мне лекарства?
– Джеральдин, послушайте. Вас и так обвиняют в трех убийствах, а скоро, возможно, найдутся и новые. Сейчас самое время рассказать, что произошло…
Джеральдин Пэрриш закатывает глаза к потолку и начинает бессвязно лепетать.
– Джеральдин…
– Не понимаю, о чем вы, мистер полицейский, – произносит она вдруг. – Я ни в кого не стреляла.
Позже, когда детективы уже оставили надежды на внятное заявление, Джеральдин остается в допросной одна, ждет, пока оформят все документы, прежде чем ее переведут в Городскую тюрьму. Она наклонилась вперед, положив голову на стол, когда мимо проходит Джей Лэндсман, только что заступивший на смену с четырех до двенадцати, и заглядывает в одностороннее окошко.
– Это она? – спрашивает он.
– Ага, – говорит Эдди Браун. – Та самая.
На лице Лэндсмана расползается злорадная ухмылка, и он грохает ладонью по металлической двери. Джеральдин так и подскакивает.
– У-у-у-у-у-у, – завывает он, изображая привидение, как умеет. – У-у-у-у-у, у-у-у-убийство… У-У-УБИ-И-ИЙСТВО-О-О…
– О господи, Джей. Ну поздравляю.
И в самом деле, Джеральдин Пэрриш залезает под стол на четвереньках и блеет там, как охреневшая коза. Довольный собой, Лэндсман не унимается, пока та уже не лежит на полу ничком между металлических ножек и не орет благим матом.
– У-у-у-у-у-у, – стонет Лэндсман.
– А-а-а-а-а-а-а, – кричит Джеральдин.
– У-у-у-у-у-у…
Она продолжает хныкать на полу, а Лэндсман вразвалку заходит в главный офис с видом героя-завоевателя.
– Итак, – говорит он с озорной улыбкой, – видимо, перед нами защита по невменяемости.
Скорее всего. Хотя все, насмотревшись на представление Джеральдин Пэрриш, абсолютно убедились в ее здравомыслии. Эта чушь с корчами на полу – просчитанная и наивная версия настоящего умопомрачения, крайне постыдное выступление, особенно когда все остальное в ней указывает на тип характера, который ищет рычаги