правде говоря, было бы лучше, если б он понял ее с первого раза, потому что дважды объяснять свою позицию всякому кретину она не собирается. Высказавшись в таком духе, она села на бетонную скамью, закинула ногу на ногу и стала рисовать план тюрьмы карандашом для бровей прямо на обложке своей чековой книжки.

Девять пленных партизан, переведенных из форта Тукан в тюрьму Санта-Мария, содержались в особо охраняемом штрафном изоляторе. В плен они попали уже полгода назад, и с тех пор никому из следователей и их подручных не удалось разговорить этих заключенных и разубедить их в том, что их призвание – вооруженная борьба с режимом, которую нужно продолжать до последнего дыхания. Парламентские слушания по теме содержания политзаключенных сделали их героями первых полос газет и придали их образам ореол мученичества в глазах студентов университета, которые заклеили весь город плакатами с портретами своих кумиров.

– Упрятать их за решетку, да так, чтобы больше о них никто не вспоминал, – распорядился президент, рассчитывая на короткую людскую память.

– Передайте нашим товарищам, что мы их освободим, – распорядился команданте Рохелио, уверенный в отчаянной храбрости своих бойцов.

Из этой тюрьмы удалось бежать лишь одному человеку: много лет назад это сделал один французский бандит, который сумел доплыть до самого моря по реке; он плыл на плоту, сооруженном из подручного материала, которым оказались вздувшиеся трупы дохлых собак; с тех пор никто даже не пытался совершить побег из этого страшного места. Заключенные, находившиеся на так называемом обычном режиме, были слишком истощены невыносимой жарой, скудным питанием, болезнями и царившим в их среде насилием; у них едва хватало сил пересечь тюремный двор, и никто из них не выжил бы в непроходимых джунглях, даже если свершилось бы невероятное и у них появилась бы возможность бежать с острова. У тех же, кого содержали под усиленной охраной, не было и этой теоретической возможности: чтобы бежать, им пришлось бы вскрыть или взломать несколько железных дверей, одолеть вооруженную автоматами, сытую и подготовленную охрану, пройти через лабиринт коридоров и помещений тюрьмы, перебраться через стену, проплыть по кишащей пираньями полноводной реке и скрыться в джунглях, причем все это с голыми руками и в последней стадии истощения. Команданте Рохелио отдавал себе отчет в том, какие препятствия стоят перед ним; тем не менее он спокойно и уверенно заявил, что спасет своих товарищей, и никто из его подчиненных не усомнился в выполнимости этого плана. Пожалуй, первыми в него поверили те самые девять узников, которым каким-то непостижимым образом с воли передали весть, что друзья собираются их спасти. Хорошенько продумав несколько вариантов проведения операции, Уберто Наранхо пришел к выводу, что было бы неплохо использовать меня в качестве приманки и таким образом заманить в ловушку полковника Толомео Родригеса.

– Хорошо, согласна, но с одним условием: вы ему ничего не сделаете, – сказала я.

– Мы его собираемся похищать, а не убивать. Речь идет о похищении и обмене на наших товарищей. А кстати, почему тебя так интересует его участь?

– Нипочему… И кстати, я тебя предупреждаю: застать его врасплох будет нелегко, он всегда вооружен, у него есть охранники и, можешь мне поверить, он далеко не дурак.

– Не думаю, что он и на свидание с женщиной пойдет с охраной.

– Ты хочешь, чтобы я с ним переспала?

– Нет! Ни в коем случае! От тебя требуется только одно: назначить ему свидание в условленном месте и в какой-то момент отвлечь его внимание. Мы себя ждать не заставим. Операция будет проведена чисто, без стрельбы и шума.

– Нужно будет войти к нему в доверие; боюсь, на первом свидании ничего не получится. Понадобится время.

– Чует мое сердце, что этот Родригес тебе понравился… Уж не хочешь ли ты в самом деле переспать с ним? – попытался пошутить Уберто Наранхо, но в его голосе слышалась скорее угроза, чем ирония.

Я ничего не ответила, потому что отвлеклась и задумалась о том, что соблазнить Родригеса, наверное, было бы интересно и даже по-своему приятно; другое дело – я вовсе не была уверена, что смогу предать его и навести на него заговорщиков, причем чем больше я об этом думала, тем лучше понимала, что скорее будет наоборот: в последний момент я попытаюсь предупредить его и предотвратить похищение. Оставалось лишь согласиться с точкой зрения Мими, которая считала, что я, как и она, идеологически абсолютно не готова к участию в этой войне. Я непроизвольно улыбнулась, и, похоже, заметив эту улыбку, Уберто решил все переиграть и вернуться к первоначальному плану освобождения пленных товарищей силой оружия. Мими тотчас же заявила, что это равносильно самоубийству. Она прекрасно помнила систему безопасности тюрьмы Санта-Мария, где о каждом прибывающем с большой земли сначала сообщали коменданту по радио; если же речь идет о группе офицеров, в которых Наранхо собирался переодеть своих бойцов, то директор тюрьмы сам лично прибыл бы на военный аэродром, чтобы встретить их и обеспечить безопасность транспортировки. Таким образом, попасть на территорию тюрьмы неожиданно, без предварительной проверки документов не смог бы даже папа римский.

– Значит, нужно будет передать оружие нашим товарищам, которые находятся там, в тюрьме, – объявил команданте Рохелио.

– Нет, ты точно на голову больной, – засмеялась Мими. – Это и в мои-то времена было бы трудно, там ведь обыскивают каждого на входе и выходе. А сейчас это наверняка и вовсе невозможно: у полиции теперь есть металлодетекторы, и твое оружие найдут, даже если ты его проглотишь.

– Все равно я что-нибудь придумаю. Если я сказал, что спасу их, значит так и будет.

В течение нескольких дней после той встречи в зоологическом саду Уберто еще несколько раз встречался с нами в разных местах, чтобы уточнить детали предстоящей операции; по ходу разговоров я все больше убеждалась, что он поставил перед собой не просто трудную, а откровенно безумную, невыполнимую задачу. Впрочем, переубеждать его было делом неблагодарным. Стоило в очередной раз указать ему на какую-либо опасность, как он словно ощетинивался и заявлял: риск – благородное дело и победа достается лишь тому, кто умеет рисковать. Я подготовила и передала ему подробный план фабрики, где шили военную форму, а Мими, в свою очередь, несколько ночей потратила на рисование подробнейшего плана тюрьмы; мы просчитывали время смены караула и маршруты часовых, вспоминали распорядок дня, выясняли всякие мелочи, включая направление ветров в районе тюрьмы, время восхода и захода солнца и температуру воздуха как днем, так и ночью. По ходу дела Мими заразилась энтузиазмом Уберто и совершенно забыла о конечной цели всей этой