Объектами благоговейного почитания были и другие животные. Пожалуй, первое место среди них всегда занимал тигр, в представлении китайцев царь зверей. Тигр почитался в первую очередь как гроза демонов: почти все великие маги-устрашители демонов изображались сидящими на тигре. На лбу тигра часто изображали иероглиф ван (царь). Тигр считался в какой‐то мере патроном здоровья. Тигриные клыки и когти, обрамленные в серебро, служили ценными амулетами; истолченные в порошок кости добавляли в напитки в качестве лекарства от лихорадки и других болезней. Даже вышитая на детских туфельках морда тигра могла сделать свое дело и спасти малыша от напастей [335, т. V, 659 – 712; 459, 455 – 461; 611, 64 – 65; 788, 394 – 411].

Как и тигр, грозой демонов с древности в Китае почитался кот. Поскольку главным вредителем шелководства считались крысы, пожиравшие грену, кот рассматривался в качестве патрона-покровителя шелководства. В ряде местностей духу кота приносили даже жертвы в специальных кумирнях. Потеря домашнего кота воспринималась как признак несчастья. Однако появление в доме чужого кота тоже было предвестием беды – полагали, что кот предвидит обилие крыс и мышей в доме, а это, в свою очередь, явный признак обнищания и бедности хозяйства.

Важным объектом ритуального почитания был петух. Во-первых, он рассматривался как символ солнца, глашатай прихода божества дня. Во-вторых, как защитник от огня, пожара. Изображение красного петуха, обычно на высоком шесте, воздвигалось каждый Новый год у дверей дома. В-третьих, петуха тоже боялись демоны; поэтому для их отпугивания живого белого петуха привязывали к крышке гроба во время погребальной процессии. Подарить петуха или хотя бы леденец в виде петушка было принято в момент брачной церемонии.

Культ льва проник в Китай сравнительно поздно, вместе с буддизмом. Каменные изваяния пары львов стояли у входа в каждый буддийский храм; функция их была все та же – отгонять злых духов. Интересно, что императоры последней, маньчжурской по происхождению, династии Цин, отождествлявшие свой этноним (маньчжу) с буддийским Маньчжушри, питали особую склонность ко львам (в буддийско– китайской мифологии и иконографии Маньчжушри обычно изображался верхом на льве). Тибетские ламы нередко присылали им именно львов в качестве своей символической дани [335, т. V, 707 – 713; 456, 464 – 465; 788, 57 – 58, а также 177 – 198 и 251 – 253].

Число животных, бывших объектом ритуального почитания (не говоря уже о тех, кто был эмблемой или символом определенных свойств или пожеланий), довольно велико. Кроме перечисленных выше нужно упомянуть об обезьяне (результат индо-буддийских влияний) и змее (в их честь иногда воздвигали специальные кумирни, где монахи разводили змей). И конечно, нельзя не сказать о лисах, которые занимали особое место.

Культ лисы-демона был необычайно распространен в Китае. Проделкам лис, «лисьим чарам», многочисленным историям о вмешательстве лис в жизнь людей посвящена в Китае целая литература, возглавляемая «лисьим эпосом» Ляо Чжая [109]. Начало культа лисы в Китае уходит в древность. Поскольку лисьи норы нередко бывали по соседству с могилами, выползающий из‐под старых могил лис считался мистическим воплощением души мертвеца. Лисам приписывали искусство перевоплощения: в возрасте пятидесяти лет лиса может превращаться в женщину, в пятьсот лет – в обольстительную девушку, а в тысячелетнем возрасте стать «небесным лисом», владеющим всеми тайнами природы. Превращаясь в женщин, лисы соблазняли мужчин, а затем нередко убивали их. Подчас они даже выходили замуж, рожали детей, но и здесь, как правило, дело не кончалось добром. Попасть в лапы к лисе, поддаться «лисьим чарам» – это последнее дело в глазах китайцев, тративших немало сил и средств, чтобы обзавестись амулетами и обезопасить себя от лисы. Даже иероглиф лисы нередко избегали писать, заменяя его другим, сходным по звучанию [238, 139; 459, 461 – 463].

Казалось бы, лиса, этот своеобразный «царь демонов» в Китае, должна была бы быть чем‐то вроде эквивалента европейского черта. Однако на практике было иначе. Лиса, при всех ее злых чарах, была объектом ритуального почитания. В ее честь по всей стране воздвигали кумирни, ей приносили немалые жертвы. Конечно, здесь было немало от страха, от желания задобрить злого демона. Но вместе с тем лиса считалась существом, которое может, если к ней отнестись с добром, вылечить от болезни, избавить от беды, посодействовать в обогащении. Объектами культа и ритуального почитания были и многие растения. Особенно это относилось к старым могучим деревьям: их никогда не срубали и нередко приносили жертвы в честь обитавших в них духов. Считалось даже, что из старых деревьев, если их срубить, может потечь кровь. Из крупных деревьев более всего почитали сосну, символ долголетия и бессмертия. Из плодовых – сливу (ее ветвям приписывалось свойство изгонять злых духов), гранат (его плод с множеством зерен символизировал пожелание обильного потомства), каштан (символ многодетности). Но первое место среди всех принадлежало, безусловно, персиковому дереву и его плоду, легендарному персику бессмертия.

Само дерево, его ветки, цветы, не говоря уже о плодах, – все это наделялось в представлении китайцев чудодейственными свойствами и использовалось для изгнания демонов, лечения болезней, в качестве амулетов во времена эпидемий и т. п. Почитание персика и персикового дерева усиливалось даосскими легендами о Сиванму и ее садах. Кроме того, нежный персиковый цвет является символом женщины, невесты: весной в дни свадеб невестам обязательно дарили ветки с цветком персика [335, т. V, 717 – 728; 611, 229; 788, 312 – 313]. Издревле китайцы с благоговением относились к тысячелистнику, по стеблям которого гадали еще в эпоху Чжоу. После проникновения в страну буддизма священным цветком стал лотос, на котором, по преданию, восседали и Будда и Гуань-инь и который использовался в качестве вместилища для транспортировки душ умерших буддистов в рай. После утверждения в Китае культуры чая в ряде районов страны воздвигли кумирни в честь божества чая [772, 492]. Одухотворены и оделены божествами-патронами были и еще некоторые виды растений.

Обычно принято делить духов китайского пантеона и фольклора на добрых (шэнь) и злых (гуй). Хотя это деление и имеет некоторый смысл, его не следует воспринимать как противопоставление одного мира сверхъестественных сил (так сказать, со знаком «плюс») другому (со знаком «минус»). Пример культа лис показывает, что даже «царю демонов» строили кумирни и поклонялись, как и любому другому божеству или духу. Такого рода «неразборчивость» была характерным явлением для синкретической религии в Китае. Вот еще несколько аналогичных примеров.

Известно, что кроме лис демонами зла и носителями болезней и несчастий считались души самоубийц, съеденных тигром, непогребенных, а также тех, кому потомки перестали приносить должные жертвы. Этих демонов очень боялись, для защиты от их злых чар использовали разнообразные приемы, наговоры и амулеты, но при этом не забывали в надлежащие дни приносить в их честь жертвы [38, 84 – 86]. Иными словами, к злым духам никогда не относились, как к исчадию ада. Их не зачисляли в разряд чертей и не числили по ведомству китайского Вельзевула. Напротив, их в каком‐то смысле не отделяли от остальных божеств и демонов.