Какую форму имеет наша Земля? Небесная разведка давно уже определенно доложила, что Земля шарообразная. Но может быть, она имеет гораздо более сложную форму? Может, она имеет форму икосаэдра? Откуда нам знать… Просто она такая волнистая, на ней много лесов, полей и рек. Этот икосаэдр есть тот абсолютно неизменный, постоянный, не поддающийся никакой диалектике элемент, который является кристаллической основой всей земной и мировой материи. Это суть, это соль материи мира.

А вот из комбинации этих треугольников может быть составлена любая множественность и бесконечность. Как это описать? Может ли это вообще быть предметом описания? Или предметом описания обязательно должны являться цветы, моя бабушка, вид из окна, вид с самолета, чаепитие в Мытищах или у нас дома, или то, как боярыню Морозову в санках увозят в Боровск? А икосаэдр – разве он не может быть предметом художественного описания? Только попробуй это опиши… И вот Плавинский попробовал и описал. Что он описал? Пифагорейскую идею кристаллического механизма и таинственной сотворенности этого кристалла, идеальной сотворенности. Он описал бесконечное множество возможностей, комбинаций элементов, из которых состоит жизнь. А описал он их так, как описывал щитки черепахи. Поэтому можно рассматривать каждый элемент этой картины по отдельности. Здесь нет ничего, что было бы подобно другому элементу. И вот точно так же, как подобны формы, так абсолютно не подобна их природа. Они все абсолютно разные. Они не только по-разному освещены, но они сами абсолютно разные, и живописно все они абсолютно по-разному определены.

Плавинский вообще цветом пользуется очень серьезно, очень аккуратно. Его «Черепаху», с одной стороны, можно назвать почти монохромной. Но с другой стороны, она не монохромна. Тут огромное значение имеет то, как падает свет. Это и есть живопись.

О картине «Сияющий икосаэдр» надо еще сказать то, что это одна из тех малых работ Плавинского, которые посвящены теме гармонии мира, гармонии Вселенной. Конечно, Вселенная сотворена гармонично. Если бы она не была сотворена гармонично, если бы она не держалась на основе гармонии, которая есть музыка сфер, на основе симметрии или асимметрии, бесконечной зеркальности отражений, как в этом кристалле, то ничего бы и не было. Дисгармоничны люди, а мир гармоничен.

Еще одна картина Плавинского – «Отпечаток памяти». И здесь мы снова задаемся вопросом: а как это сделано, как это сотворено? Что значит «отпечаток памяти»? Отпечаток памяти, конечно, можно изобразить в музыке или в поэзии. А вот как изобразить этот отпечаток памяти в описательном искусстве? Это отпечаток памяти художника о давнем событии, которое было совсем иным, не таким, каким человек его помнит. Что такое вообще память? Память, творческая память, присуща только человеку, потому что только человек живет в истории, существует исторически. И эта картина Плавинского сотворена иначе, чем все то, что мы видели. Она сотворена как «отпечаток памяти». Здесь есть наша палеонтологическая память, то есть самый глубокий ее слой. Как она может быть выражена? Плавинский дает ответ на этот вопрос, когда дает название тому, чем занимался: это структурный символизм. И когда мы говорим о памяти, мы должны вспомнить этот его термин, потому что наша память структурирована. Мы не можем вспомнить правильно даже события недавнего прошлого. В нашей памяти есть пробелы. И здесь память надо понимать в духе структурного символизма, как структурированную субстанцию, выраженную через символы.

В разговоре о памяти следует упомянуть статью Мераба Константиновича Мамардашвили об этом самом структурном символизме нашей памяти. Он рассматривает память или сознание как символ. Этой теме современная философия уделяет много внимания. И из наших философов этим больше всего занимались Мераб Константинович Мамардашвили и Александр Моисеевич Пятигорский. И как бы они были счастливы, если бы увидели эту работу Плавинского! Эта картина Плавинского – манифест структурного символизма. Это наша память, это отпечатки прошлого, которые разбросаны по всей этой картине в разных местах и образуют некую структуру.

Особенно удивительна на этой картине та часть раковины, в которой другая раковина. И вот что интересно: сколько бы ни существовало моделей Вселенной, старых и новых, они всегда изображаются в виде раковины, причем ровно в три с половиной оборота. И Набоков пишет, что жизнь человека, тот путь, который он проходит от начала до конца, укладывается в три с половиной оборота.

Любопытно, что «Мадонна в кресле», картина Рафаэля, тоже воплощает этот принцип. В центре находится Мадонна с младенцем и с Иоанном Крестителем. Если посмотреть, как эта Мадонна с младенцем и с Иоанном Крестителем вписана в тондо, то обнаружится, что в основе лежит раковина в три с половиной оборота. По представлению людей Возрождения, душа Вселенной – женщина, вот эта Мадонна. Она вписана в эту раковину в три с половиной оборота. То есть опять мы встречаем этот сквозной символ: в раковине – раковина в три с половиной оборота. То есть сама по себе эта раковина есть абсолютная, универсальная модель Вселенной. А мы являемся частью этой Вселенной, хотим мы этого или нет. У нас сейчас от того, как сотрясается Вселенная, каждую секунду болит голова, о чем вообще может быть речь?

Поэтому на картине Дмитрия Плавинского есть такой слой палеонтологической памяти. Здесь, конечно, есть и ископаемые животные, и отпечаток рыбы. Это первый слой, если говорить о структуре.

Второй слой нашей памяти – эти камни и кристалл, и еще то, с чего начинается память о человеке. А с чего она начинается? С черепка, с керамики. Память о человеке начинается с черепка, то есть с начала его культурной деятельности. Как называл себя союз художников во Флоренции в XV веке? Горшечники! Они называли себя горшечниками. Почему? Потому что Творца называли Великим Мастером: он, как художник, сотворил мир. И он сотворил человека – из черепка, из праха. Вот черепок – это первично. И поэтому они называли себя горшечниками, первичен горшечник. Великие мастера соединяли себя с этой первичностью художественного творения, с первоначалом, с корнем художественного творения. Вот здесь мы видим эти фрагменты черепка. И мы видим фрагменты орнамента: это всегда меандр, и он всегда является волной и бесконечностью. Все это здесь заложено.

Мы рассматриваем работу Плавинского содержательно, по элементам, по уровням. Вот есть один уровень – палеонтологический. Есть другой уровень, уже приближенный к нашей памяти о человеческой деятельности, о культурной деятельности человека, – это черепок. Это уже историческая культурная деятельность человека. Следующий слой памяти – это то, как душа говорит с Богом, как душа говорит со Вселенной, это музыкальные инструменты. Потому что звуки – это разговор человека со звездами, это разговор человека с Богом, это разговор человека со Вселенной, это перекличка. Мы постоянно посылаем сигналы туда и ждем отзвука оттуда. Поэтому – музыка и музыкальный инструмент. Может быть, это старинная домбра. Во всяком случае, это часть струнного стана – все равно какого, до сих пор не изменившегося, хотя имеющего совсем другую форму. Там скрипки, альты, виолы, домбры, какие-то старинные народные инструменты… Но в любом случае это – натянутые струны. Это очень важный элемент, потому что это момент разговора человека с миром. Есть такой древний китайский обычай, когда на пагодах вешали колокольчики – бронзовые, деревянные, фарфоровые… И когда дул ветер, начинали звенеть эти колокола, и каждая пагода имела свой голос. И эти пагоды перекликались между собой, это была звучащая архитектура, это был звук, который передавался от пагоды к пагоде. Это был звучащий мир, и этот звук шел от ветра, то есть он шел от стихии, а не от руки человека. И так люди могли слышать голос мира. Кстати, у Плавинского в его работах, посвященных Тибету, очень много колокольчиков. И в его последней работе колокольчик…