– Получается, Шиэтра дала больше?

– В том-то и дело, что они хотят спровоцировать междоусобицу, а запылает Имшар, начнется передел Маголи.

– О! – только и смогла сказать Фэйм.

Маголи и так слишком напоминает кипящий котел – слишком много народов и религий объединила эта страна, слишком много спорных земель, и еще больше поводов воевать. А рядом Алакирм – самый ценный из доминионов Эльлора.

– Словом, я хочу поговорить с шиэтранским послом, – заявил Джевидж. – Мы не потерпим вмешательства во внутренние дела Имшара. А если он не захочет понимать, то намекну на шаткое положение Малира. Еще одна выходка тамошних радикалов, заказанная в Шиэтре, и через их порты не пойдет ни один транзитный груз.

Вместо ответа Фэйм решительно сняла с носа лорд-канцлера очки и отложила их в сторонку.

– Если все так убийственно серьезно, как хочешь мне доказать, то что твоя рука делает там… где она сейчас находится?

– Тебя ведь не проведешь, а? – лукаво усмехнулся Росс, проводя пальцем от уха по линии подбородка к губам жены. – За то, что опять пытал тебя разговорами о политике, могу расплатиться вниманием к рассказу о твоем Безупречном Белом Платье.

Но леди Джевидж не имела ни малейшего желания терзать лорда Джевиджа булавочно-стежочными подробностями своих визитов к модистке. Еще, чего доброго, заснет от скуки прямо в кресле. Она была лаконична:

– Завтра последняя примерка. А послезавтра ты сам меня в нем увидишь. Тебе понравится.

– Но оно уже в достаточной степени приблизилось к идеалу Безупречности? – на всякий случай уточнил Росс.

– Почти что, – заверила его Фэймрил.

– Я рад за тебя. Даже с учетом, что более всего мне нравятся два других твоих наряда – шелковая ночная сорочка и ее отсутствие.

– Ты – невозможный человек! – охнула Фэйм и легонько щелкнула мужа по кончику носа.

– Я знаю. И если ты сопроводишь меня в спальню, дорогая, то сама в этом убедишься.

– Станем… хм… примерять твои любимые наряды?

– О! И не только, – посулил Джевидж.

И сдержал свое обещание.

Свадьбу, тихую, скромную и домашнюю, на которой присутствовали только командор Урграйн и профессор Кориней и все равно наделавшую столько шума в высшем обществе, сыграли 14 сулим – в день рождения невесты. И вовсе не потому, что мистрис Эрмаад потребовалось целых два месяца на обдумывание предложения руки и сердца. Бывший маршал Джевидж не зря считался одним из лучших стратегов своего времени. Мудро рассудив, что Фэймрил – вовсе не военная добыча и не отбитый в бою ценный трофей, чтобы хватать и волочь ее к алтарю, он щедро подарил ей самые настоящие ухаживания, на какие только способен влюбленный по уши мужчина и которых в жизни Фэйм никогда не было. Все как положено – цветы, деликатесы, дорогие тонкие вина, очаровательные мелочи, украшения, санные прогулки. Росс неторопливо повел ее узкой тропинкой искушений: от невинных прикосновений и нежных взглядов к намекам и игривым предположениям; от робких поцелуев до полной потери самообладания. Словом, хитрый Джевидж попросту соблазнил наивную вдовушку, исподволь, незаметно превратив перепуганную дикарку в чувственную и открытую телесным удовольствиям женщину. Соблазнил, искусил, обольстил, называйте как угодно. За что Фэйм была ему бесконечно благодарна, хотя лорд-канцлер цинично утверждал, что всего лишь пытался откормить разными вкусностями вконец отощавшую соратницу до состояния, когда смог бы без слез смотреть на ее наготу. Так или иначе, но на брачное ложе они возлегли с обоюдным и нескрываемым желанием и делали это с завидной для супругов их возраста и положения регулярностью.

И каждый раз, когда Фэйм не в силах была сдержать блаженный стон удовлетворения, на губах ее коварного мужа появлялась злорадная ухмылка, адресованная персонально покойному мэтру Эрмааду. Чему не стоит удивляться, памятуя об исключительной злопамятности лорда Джевиджа.

А вот чего Росс не стал делать, так это открывать глаза Фэйм на ее невольную роль в планах Уэна Эрмаада. Более того, он сделал все возможное, чтобы история случайно где-нибудь не всплыла. Командор Урграйн получил прямое указание уничтожить в своем ведомстве любые документальные упоминания о мистрис Эрмаад. Профессор Кориней провел с Фэйм несколько деликатных бесед, убеждая, что беспокоящие ее иногда провалы в памяти исключительно неврастенического происхождения. Лигру Дершан мертв. Остаются только Даетжина и Ольрин. С этими двумя Росс уж справится как-нибудь.

А когда к горлу подкатывал горячий комок сомнений в своей правоте, Джевидж открывал потайной сейф в своем кабинете и доставал оттуда стальную «раковину» с затейливым узором из мельчайших отверстий. Доставал и долго смотрел на все, что осталось от Эльдисэ, от короткой и несчастливой жизни женщины, подарившей им с Фэйм Киридис – их отраду и утешение. А потом снова прятал с твердой уверенностью – его жене такие воспоминания не нужны. Вообще.

Строго говоря, платье и не могло быть чисто белым. Признак дурного вкуса как-никак, чего леди Джевидж позволить себе не могла. А вот гладкий струящийся атлас теплого цвета слоновой кости, затканный льдистыми цветами, выгодно оттенял светлую кожу Фэймрил, придавая ей бархатную мягкость даже при очень ярком освещении. Короткие рукава, застегнутые на крупную пуговицу-жемчужину, тонкая полоска газа по краю глубокого декольте и живые кремовые розы в прическе – самый последний писк моды. Гарнитур из топазов – колье, браслет и серьги – свадебный подарок Росса. Для леди Джевидж бал в честь дня рождения наследника престола, собирающий под одной крышей все высшее эльлорское общество, не просто очередное развлечение, а скорее поле боя и ристалище одновременно, где она лишь верный оруженосец своего закованного в латы рыцаря, его нерукотворное знамя.

По дороге во дворец они откровенно любовались друг другом, молча, сосредоточенно, не отвлекаясь, но все равно не могли насмотреться вдоволь. К чему слова, если все написано на лицах. Прежде чем выйти из экипажа, Фэйм поправила белоснежный галстук – платок, скрывающий от посторонних глаз багровый зубчатый шрам на шее Росса. Вот теперь все идеально – лорд Джевидж в парадном темно-синем с золотым шитьем мундире и леди Джевидж в своем безупречном платье, – и пусть весь мир завидует их возвышению и непробиваемой уверенности в себе.

Жадное любопытство, сладкий ужас соприкосновения с чем-то запретным, ядовитая зависть и приторная лесть сопровождали молодоженов повсюду. История полугодовой давности обросла, словно днище корабля ракушками, таким количеством невероятных, фантастических подробностей, что какие-либо объяснения потеряли смысл. Но в общем и целом все пересуды сводились к одному – канцлер, против хладнокровного своего обыкновения играть женщинами, вдруг до безумия возжелал чужую жену… Та, наверное, опоила его какой-то колдовской дрянью. И в итоге получил ее, переступив через труп мужа. Драматично и кроваво, в духе модных романов мис Джайрэт.

– Иногда я чувствую себя экзотической зверушкой, – пожаловалась как-то Фэйм после очередного званого ужина, где благородные господа глазели на них с Джевиджем, словно зеваки на ночной пожар в борделе.