Наступление советских войск к центру Берлина шло с разных направлений. 47-я армия, завершив окружение города вместе с 4-й гвардейской танковой армией фронта Конева, вошла в северо-западные районы германской столицы. Советские войска приблизились к Шпандау. Армейские офицеры и понятия не имели, что гигантская цитадель, расположенная здесь, является исследовательским центром по изучению нервно-паралитических газов, таких, например, как зарин. В районе аэродрома Гатов советские части натолкнулись на сильное сопротивления фольксштурмовцев и курсантов авиационных училищ. Немцы использовали против советских танков и бронемашин 88-миллиметровые зенитные орудия.

На севере Берлина ожесточенные боевые действия вела 2-я гвардейская танковая армия, продвигавшаяся со стороны Зименштадта, тогда как 3-я ударная армия вышла к северной границе Тиргартена и Пренцлауерберга. Части 3-й ударной армии предпочли обойти стоявшую на их пути зенитную башню Гумбольдтхайн. Вести дело с ее защитниками было поручено тяжелой артиллерии и бомбардировщикам. Далее по часовой стрелке шла 5-я ударная армия, вошедшая в Берлин с восточного направления. Подобно 3-й ударной армии, она обошла зенитную башню, расположенную в полосе ее наступления, — Фридрихсхайн. Основные ее силы, после того как 9-й корпус достиг Трептова, находились между Франкфуртераллее и южным берегом Шпрее.

В южных районах германской столицы 8-я гвардейская армия и 1-я гвардейская танковая армия к 27 апреля вышли к каналу Ландвер и навели через него переправу. Это была последняя значительная преграда на пути к правительственному кварталу. Отсюда до рейхсканцелярии оставалось всего два километра. Тем не менее командование всех армий Жукова считало, что главной целью для них является именно рейхстаг. На юго-западных окраинах Берлина действовала 3-я гвардейская танковая армия, которая, войдя в Шарлоттенбург, своим левым флангом теснила в Грюневальде остатки 18-й моторизованной дивизии противника.

24 апреля части Красной Армии достигли района Далем. На следующий день был захвачен Институт физических исследований кайзера Вильгельма. Залпы "катюш" и грохот танков казались чем-то неестественным среди зеленых лужаек и просторных вилл. Вслед за танками и передовыми подразделениями появились тыловые повозки, запряженные низкорослыми лошадьми и даже верблюдами.

Никто из подчиненных генерала Рыбалко, и даже он сам, не догадывались, какое значение для Кремля имеет только что захваченный Институт. В последующие два дня весь комплекс зданий на Больцманштрассе был взят под строгую охрану частей НКВД.

Одним из основных факторов, сдерживавшим попытки СССР интенсифицировать свои атомные исследования и догнать разработчиков Манхэттенского проекта, являлось отсутствие достаточного количества урана. Именно поэтому Сталин так торопился захватить германские лаборатории вместе со всем имеющимся в них оборудованием и материалами. Кремль надеялся также заполучить известных немецких ученых, имевших доступ к ядерным экспериментам. Берия провел большую работу в этом направлении. Главой специальной комиссии был назначен генерал-полковник Махнев. Части НКВД, взявшие под охрану лаборатории и места складирования урана, подчинялись непосредственно генералу Хрулеву, начальнику тыла всей Красной Армии. На окраине Берлина была основана база, куда вскоре прибыли ученые, наблюдавшие за перевозкой материалов и оборудования. Ей руководил главный металлург НКВД генерал Завенягин.

Согласно докладу комиссии НКВД, в Институте кайзера Вильгельма ей удалось обнаружить большое количество оборудования, а также двести пятьдесят килограммов металлического урана, три тонны урановой окиси, двадцать литров тяжелой воды. Три тонны урановой окиси, попавшей в Далем по ошибке, были действительно приятным сюрпризом. Теперь следовало спешить. Берия и Маленков решили еще раз напомнить Сталину, что Институт кайзера Вильгельма расположен на территории, которая в будущем должна отойти западным союзникам. Принимая во внимание огромную важность всех обнаруженных там материалов и оборудования, они просили Сталина ускорить их эвакуацию в Советский Союз.

Государственный Комитет Обороны СССР издал соответствующее постановление, по которому комиссии НКВД под руководством Махнева предписывалось эвакуировать в Советский Союз — в Лабораторию № 2 Академии наук и в лабораторию НКВД, занимающуюся вопросами металлургии, — все материалы и оборудование Института кайзера Вильгельма в Берлине.

Сотрудниками генерала Махнева были также задержаны и переправлены в Москву профессор Петер Тиссен и доктор Людвиг Бевилогуа[771]. Однако ведущие ученые института — Вернер Гейзенберг, Макс фон Лауэ, Карл Фридрих фон Вайцзс-кер и Отто Ган, которые являлись лауреатами Нобелевской премии в области химии, — оказались за пределами их досягаемости. На них наложили руки англичане, которые переправили ученых в Фарм-Холл — центр, организованный для немецких ученых в Восточной Англии.

Оборудование менее значимых лабораторий и институтов было также эвакуировано, а работавшие в них ученые переведены в специальные помещения в концентрационном лагере Заксенхаузен. Профессор барон фон Арденне считался добровольцем. По указанию генерала Завенягина он написал заявление в адрес Совета Народных Комиссаров СССР о том, что желает работать вместе с советскими физиками и передает весь свой институт и самого себя в распоряжение советского правительства.

Ученые, подчиненные Берии и Курчатову, наконец-то получили уран в необходимом количестве и были готовы ускорить исследования. Однако они полагали, что в будущем им понадобится еще большее количество материалов. Генерал Серов получил задание сконцентрировать все усилия на поиске урановых хранилищ как в Чехословакии, так и в Саксонии — в районе, расположенном южнее Дрездена. Советское командование чрезвычайно опасалось присутствия здесь частей американской 3-й армии, возглавляемой бескомпромиссным генералом Паттоном. Кремль волновал вопрос, уйдут ли американцы отсюда в отведенную им зону оккупации.

Тем временем в Далеме группа советских офицеров нанесла визит старшей сестре местной клиники для сирот и молодых матерей[772]. Сестра Кунигунде сообщила русским, что в больничных палатах нет ни одного немецкого солдата. Офицеры вели себя достойно и интеллигентно. Они даже предупредили се, что следует опасаться не фронтовиков, а тыловых частей Красной Армии, которые вскоре появятся здесь. Их предсказания оказались верными, однако монахиням, беременным женщинам, пожилым медсестрам и молодым матерям, которые только что произвели на свет потомство, бежать было некуда. Все они стали объектами безжалостного насилия. Одна из женщин сравнивала все происходившие там события с "ужасами Средневековья"[773], другие образованные фрау — с Тридцатилетней войной.

Образ солдат, выбирающих себе жертву, освещая факелами лица несчастных женщин, прячущихся по подвалам, характерен, пожалуй, для всех советских армий, участвовавших в битве за Берлин. Со времен боев в Восточной Пруссии произошли некоторые изменения. Теперь советские солдаты не насиловали первых попавшихся женщин, они выбирали. На этой второй стадии женщина стала для них скорее добычей, удовлетворявшей сексуальные потребности, чем предметом, на котором возможно было вымести гнев за преступления вражеской армии[774][775].