Фабрика Коуда по производству искусственного камня находилась на Нэрроу-Уолл, близ лестницы Кингз-Армз. Два просторных двора, огороженных высокими кирпичными стенами, большой дом с тройным фронтоном, четыре высоких и узких сарая и длинный навес, чуть ли не вдвое увеличивающий размеры сооружения. Сараи стояли боком к улице, их застекленные крыши поднимались над стеной. Между сараями и домом тянулась мощенная кирпичом дорожка, которую было хорошо видно сквозь решетчатые ворота. В тридцати—сорока шагах от первых ворот были другие, более широкие, которые вели во двор, а над ними висела на железных кольцах вывеска: «Фабрика камня Коуда». Днем здесь кипела бурная деятельность: через одни ворота доставляли сырье, а через другие вывозили готовую, упакованную в ящики продукцию. Рабочие ввозили на тележках глину и кокс, кочегары подбрасывали в печи предварительно обожженные глиняные шарики, благодаря чему достигался исключительно малый уровень усадки — всего один дюйм на двенадцать. Рецепт, на котором покоилось благоденствие фабрики, включал в себя каолин, песок и стекло.

Но сейчас, когда Ламприер подошел к воротам, за которыми начиналась дорожка, вокруг никого не было. Он нащупал в кармане яблоко и сжал его в руке, как талисман. Потом он вошел в незапертые ворота. Дорожка привела его к высоким дверям сарая, которые оказались приоткрыты.

Ламприер перешагнул порог и подождал, пока глаза привыкнут к тусклому освещению, — свет едва пробивался сквозь стеклянную крышу. У одной стены стояли большие деревянные тачки с дерюжными мешками, набитыми коксом. На полке возле двери выстроился ряд светильников.

— Здравствуйте, — произнес Ламприер. Никто не ответил. Он взял один из светильников и прошелся по сараю в поисках спичек. Перегородка, отделявшая этот сарай от другого, оканчивалась, не доходя нескольких ярдов до дальней стены. Ламприер обнаружил, что двери сараев расположены в шахматном порядке. Чтобы найти выход, находившийся на противоположной от входа стороне, надо было пройти через весь сарай. Ламприер прошел зигзагом по второму сараю, который оказался таким же высоким и узким, как первый. Чувствовался запах сырой глины. Теперь Ламприер понял планировку этой части фабрики и уже более уверенно миновал ряд низких чанов, за которыми на стене висели черпаки. Он перепрыгнул через какую-то глиномешалку, споткнулся о другую и сильно ударился о последний чан; от падения его спасло лишь то, что он вовремя ухватился за черпак; расшатанный крюк выпал из стены, черпак опрокинулся, и в чан полилось матовое стекло. Так и не зажженная лампа с мягким всплеском упала в глину, а сам Ламприер зашатался на краю чана и наконец свалился на спину, припав к огромной печной заслонке. Некоторое время он сидел, переводя дух, а потом почувствовал запах паленой шерсти. Кирпичи, на которые он опирался локтем, потрескались от жара. Заслонка закрывала печь для обжига, и кирпичи еще не остыли. Ламприер подул на ладонь и осторожно достал светильник из чана — тот вышел из переделки в полном здравии.

Ламприер открыл заслонку, полюбовался на внутренность огромной печи и зажег свой светильник, прижав фитиль тлеющим угольком. Потом он вернулся к чану и тщетно попытался выковырять стекло из глины. Наконец он оставил свои бесплодные попытки и стал разглядывать все подряд. На боку чана зеленым мелом было написано: «Столкарт», а ниже — две буквы: «X. О.». Ламприер пошел дальше, пробираясь через сложенные тросы и лопаты; миновав цистерну с водой, он попал в четвертый сарай, где его ожидал сюрприз.

Со стен на него смотрели лица, на стеллажах были развешаны руки и ноги, на полках стояли диковинные животные, вывернутые наизнанку. Ламприер понял, что это формы для скульптур. Он стал поспешно пробираться по узкому проходу между их рядами. Выход из четвертого сарая привел его на склад.

Несколько форм словно выбрались из тесного сарая в более просторное помещение. Это были вместительные полые полусферы около пяти футов диаметром. На каждой из них тоже были надписи зеленым мелом. Снова «Столкарт», потом «М. Столкарт», а вместо «X. О.» — «Хейм. Оп.». Ламприер присмотрелся повнимательнее и понял, что это были черепахи — те самые, гигантские…

Помещение склада уходило в темноту, куда-то гораздо дальше, чем можно было разглядеть в слабом свете его светильника. Конец склада терялся во мраке. Все помещение было заполнено статуями с белыми, в полумраке, казалось, светящимися лицами. Слепые глаза смотрели мимо юноши со светильником. Сотни, может быть, тысячи статуй, каменный лес, выросший из зубов дракона. Купидоны и маленькие ангелочки, боги и богини располагались вдоль стен склада в живописном беспорядке. Ламприер обнаружил здесь Помону, Сатурна, Нептуна «с урной» и без нее, трех Граций, Самсона, Геркулеса, борющегося со змеями, Зевса с молнией — изделия из камня Коуда окружали его, как немые свидетели. Взоры статуй, казалось, были обращены внутрь себя. Перед Ламприером предстали три женщины с простертыми вперед руками; одна с головы до ног была закрыта покрывалом, вторая — в шлеме, а третья выходила из каменной волны: Юнона, Минерва и Венера ожидали решения Париса. Ламприер, засмеявшись, положил каждой из них в раскрытую ладонь по яблоку. Богини продолжали невозмутимо смотреть сквозь него.

Откуда-то сверху донесся негромкий лязг металла. Ламприер поднял светильник повыше и увидел, что с потолка свисают цепи, длинные цепи с крупными звеньями, подвешенные на крюках через каждые десять футов или держащиеся на массивных металлических балках, крест-накрест пересекающих потолок. Какой-то подъемный механизм. Статуи стояли на складе слишком тесно, поэтому, наверное, их…

Бум! Хлопнула дверь, видимо, в первом сарае. Ламприер почувствовал себя нарушителем, вором, шпионом, пришедшим похитить рецепт! Он похолодел, стал красться между статуями, в глубь склада, надеясь скрыться за ними. Щелк! — раздалось вдруг из гущи статуй, потом еще и еще — щелк, щелк, щелк… Во втором сарае что-то с грохотом упало на пол.

… щелк, щелк, щелк, — безупречные ментальные схемы одна за другой выходили из Нулевой Точки. Ламприер слышал, как камень касается камня, как статуи шевелятся во тьме. Шаги? Шаги! Они все ближе, вот уже в третьем сарае, а он не может заставить себя шагнуть в толпу статуй, где в полумраке шевелятся каменные конечности, издавая скрежещущий звук. Ламприер быстро огляделся в поисках спасения. Он погасил свой светильник. И хотя он испытывал полную панику, слыша приближавшиеся шаги, у него в голове прозвучал холодный отчетливый голос, и это не был его собственный голос: «Это опять началось, и тебе все известно; теперь требуется только твое присутствие…» Где звучал этот голос?

Он отодвинул с трудом от стены один край черепахи, которая была тяжелей, чем казалась на вид. Он втиснулся между панцирем и стеной, прикрывшись им, как громадным щитом, успев притаиться, едва дыша, ибо шаги слышались совсем близко. Ламприер до боли прикусил губы — не потому, что боялся, хотя он боялся, а потому, что сквозь щелку он увидал, что три богини, над которыми он посмеялся, сжали в каменных пальцах яблоки, которые он им дал, и мякоть сочилась сквозь пальцы, и капли сока падали вниз. Ламприер сдерживал дрожь, стараясь не дышать. Шаги стихли, и все началось.

Щелка для воздуха. Ламприер приник к ней глазом, скорчившись под черепашьим панцирем. Потом он услышал, что со всех сторон к нему приближаются шаги. Он видел, приникнув к щели лицом, бессмысленные лица статуй, освещенные желтоватым светом лампы. Это был не его светильник, он был погашен, а еще чей-то. Вот чья-то тень мелькнула совсем близко от его щелки, потом еще одна, вот кто-то прошел почти рядом: длинные черные волосы, юбки, лодыжки. Когда она удалялась, он смог различить ножные браслеты, кожаные полоски с бирюзой. Вот она повернулась вполоборота, он узнал ее и попытался освободиться от своего укрытия. Но страшная сила держала панцирь, казалось, его невозможно сдвинуть ни на дюйм.