Рубку опоясывала узкая галерея. На ее перилах прямо перед иллюминаторами висели два спасательных жилета – когда-то ярко-оранжевых, сейчас выцветших до зеленовато-карамельного оттенка. К столбикам перил бело-зеленой синтетической веревкой крепился один край пластикового навеса – тот почти полностью укрывал переднюю палубу, потому что на ней, как объяснила Юйся, работали с грузом, например возились с сетями, выкладывали улов и занимались прочими рыбацкими делами.

Затем они мельком осмотрели каюты – нет ли там чего опасного и/или полезного – и спустились в трюм. С тех пор как тут мучили Юйсю, кое-что изменилось. Тогда помещение казалось больше – груз аккуратно лежал по коробкам. Теперь же кругом валялся всякий хлам вперемешку с наспех вспоротой картонной упаковкой. Юйся обратила на это внимание Марлона и для ясности очень скупо пересказала происходившее здесь днем. Следы от веревок на запястьях Юйси так потрясли Марлона, что он, к ее изумлению, заплакал.

Трюм решили оставить на потом.

Бату отвел их на камбуз и по привычке стал заваривать чай. Глядя, как он наполняет чайник, Марлон спросил, много ли на борту питьевой воды. Выяснилось, что много: в баках – сотни литров. Бату гордился тем, что всегда держал резервуары полными.

И тут встал самый очевидный вопрос (Марлон обругал себя за то, что не поинтересовался раньше): сколько на борту топлива.

Бату не знал, но, судя по его лицу, стоило ждать неприятных известий.

– Схожу в рубку – взгляну на датчик. – Марлон встал, но Бату остановил его жестом и объяснил, что на таких судах топливомеры не ставят. Здесь суют палку в бак, вынимают и смотрят, сколько испачкалось. Марлон сел и стал ждать чай. Потом спросил Юйсю:

– Чувак в рубке, Мохаммед, – он тоже был среди тех, которые?..

– Которые что?

– Тебя там в трюме…

– Да, – сухо ответила Юйся.

Разговор на этом угас. Они сели поудобнее и принялись за чай. Глаза Юйси закрылись, затем медленно открылись.

– Отрубаюсь, – сказала она по-английски, потом по-китайски попросила Бату налить не такой наперсток, а чашку побольше, для Чонгора, – тот наверняка тоже еле борется со сном.

Бату порылся в шкафчиках с дверцами на пружинах и отыскал кружку. Марлон спросил его, давно ли в последний раз покупали топливо. Бату призадумался.

– Пару бочек взяли на прошлой неделе.

Он поставил кружку на стол, придерживая рукой (судно отошло довольно далеко в открытое море, и качать стало сильнее), и наполнил до краев, прервавшись лишь раз долить заварник.

– Пара бочек? – повторил Марлон. – Не много для такого корабля.

Бату промолчал.

– В общем-то и незачем заливать баки до краев, если только не идешь в далекое плавание, – размышлял Марлон. – А далеко вы уже давно не ходили, верно?

– В последнее время – нет, – подтвердил Бату, имея в виду «с тех пор как тут устроили плавучую штаб-квартиру террористической ячейки».

Юйся залпом допила последнюю чашечку, взяла кружку для Чонгора, осторожно встала, прошагала через кубрик, широко расставляя ноги – судно сильно качало, – миновала люк и стала подниматься по трапу в рубку.

– Как думаешь, далеко этот корабль может ходить? До Тайваня дотянет? – Марлон обращался к Бату.

Тот пожал плечами, как бы говоря: «Ты спрашиваешь о мореплавании у монгола?»

Они услышали, как Юйся задала кому-то вопрос. Раздался тяжелый удар, словно тело рухнуло на палубу, потом звон разбитой кружки, невнятный окрик Чонгора. Затем снова удары, треск и несколько очень громких хлопков.

* * *

Чонгор понимал, что присаживаться не следует – только стоя он мог не заснуть, – но в открытом море качать стало сильнее, палуба заходила ходуном, и оправдание нашлось. До этого момента Чонгор стоял, глядя вперед через плечо Мохаммеда. А короткая скамейка-банка у задней переборки так и манила. Предмет важный, она была приварена к палубе; рыбакам без сварочного аппарата – как плотникам без пневмомолотка. Чонгор, стараясь не упасть, отошел и присел.

Прямо над ухом звучал голос Юйси. Странно – она же внизу. Еще одна странность: глаза закрыты. Чонгор вроде бы следил за собой.

Юйся с кружкой в руках стояла одной ногой в рубке и глядела на Мохаммеда. Тот, видимо, только что заметил Юйсю и смотрел на нее с изумлением.

С изумлением и страхом.

Он держал что-то в руке: серый пластиковый микрофон, подсоединенный черным спиральным шнуром к коробочке над панелью приборов. Когда Чонгор садился на банку, приборчик не работал, а теперь на нем светились индикаторы.

Рулевой разговаривал или только собирался говорить по рации.

Одной рукой Чонгор потянулся за спину за пистолетом, другой оттолкнулся и вдруг заметил, что ноги слушаются с трудом. В тот же миг Юйся плеснула из кружки в Мохаммеда.

Чонгор всем весом валился вперед, а ноги так и не двигались – их что-то не пускало. Он понял, что вот-вот впечатается лицом в палубу, и инстинктивно выставил обе руки, хотя одной уже успел уцепиться за пистолет. Лодыжки сильно выкрутило, и Чонгор грохнулся очень неловко, рискуя утянуть за собой Юйсю. Падал он больно и в несколько этапов, как сломанное ветром дерево, которое, ударяясь о землю, ломается на куски. Пистолет выскользнул. Дотянуться до него Чонгор не мог. Мохаммед орал, вытирая с лица горячий чай. Юйся швырнула в него кружкой, упала на колени, схватила пистолет. Потом навскидку прицелилась и нажала на курок. Ничего не произошло – не сняла с предохранителя.

– Дай мне! – крикнул Чонгор, и Юйся толкнула ему пистолет.

Мохаммед уже пришел в себя, поймал микрофон, болтавшийся на шнуре, и поднес ко рту.

Чонгор отщелкнул предохранитель, взвел курок. Он уже прицелился в Мохаммеда, но тут обзор загородила Юйся, которая кинулась через рубку и тоже вцепилась в микрофон. Завязалась схватка. Мохаммед оттолкнул Юйсю, та потянула его за собой, и Чонгору открылся приемник. Всадить туда пулю – и никакой рулевому связи. Чонгор прицелился.

Мохаммед выхватил фонарик из крепления над иллюминатором и ударил Юйсю по голове. Она упала, схватилась за лицо и взвыла – больше от злости, чем от боли. Мохаммед снова поднес микрофон ко рту. Чонгор спустил курок и оглох. Руки вздрогнули от сильной отдачи. В иллюминаторе над приемником появилась дырка, по стеклу побежали трещинки. Еще выстрел – и еще дырка в паре сантиметров от первой. Тогда Чонгор взял чуть ниже и пальнул три раза подряд.

После первого выстрела Мохаммед замер, увидел, что Чонгор целится примерно в него, и решил удирать. Но рванул прямо через линию ствол – приемник. Одна из трех последних пуль угодила ему в грудь, и он рухнул на палубу.

* * *

Марлон уже наполовину взбежал по трапу, но замер, опасаясь, как бы ему не прострелили голову. Потом он услышал голос Чонгора, затем Юйси и поднялся в рубку.