Я обрадовался, когда мы снова вынырнули на дневной свет, встретив зарю над Тихим океаном. Свечение на крыльях стало невидимым и перестало меня беспокоить. К тому же меня очаровала красота рассвета, к которому мы приближались со скоростью пятнадцать тысяч километров в час. С Ближней станции я наблюдал множество рассветов и закатов, происходивших на Земле, — но там я был как бы сам по себе и не ощущал себя частью происходящего. Здесь же я снова находился в атмосфере, и меня окружали чудесные краски восхода.

Наконец мы совершили полный виток вокруг Земли и сбросили скорость более чем наполовину. На этот раз прошло значительно больше времени, прежде чем под нами появились бразильские джунгли, и проплывали внизу они теперь намного медленнее. Над устьем Амазонки все еще бушевал шторм, когда мы в последний раз начали пересекать Южную Атлантику.

Потом снова наступила ночь, и в темноте вокруг корабля опять появилось красноватое свечение на крыле. Казалось, теперь оно было еще ярче, но я к нему уже привык, и вид его меня больше не тревожил. Мы были почти дома — на последнем этапе нашего путешествия. Вероятно, мы уже настолько снизили скорость, что летели не намного быстрее обычного самолета.

Скопление огней вдоль побережья Восточной Африки подсказало нам, что мы снова летим над Индийским океаном. Я жалел, что не нахожусь сейчас в рубке управления, наблюдая за подготовкой к приземлению в космопорту. Пилот наверняка уже принял сигнал радиомаяка и спускался вдоль его луча, все еще на большой скорости, но в соответствии с тщательно рассчитанной программой. Над Новой Гвинеей наша скорость должна была упасть почти до нуля. Корабль должен был превратиться в огромный планер, летящий в ночном небе на остатках своей инерции.

Мои размышления прервал голос из громкоговорителя: «Пилот — пассажирам. Посадка через двадцать минут».

Даже без этого предупреждения я уже понимал, что полет подходит к концу. Свист ветра снаружи стал тише, когда корабль устремился, вниз. И, что наиболее примечательно, красное свечение за окном быстро угасало. Наконец осталось лишь несколько тусклых пятен у самой кромки крыла. Несколько минут спустя исчезли и они.

Была все еще ночь, когда мы пролетели над Суматрой и Борнео. Время от времени внизу появлялись огни кораблей и городов, исчезая позади — казалось, очень медленно по сравнению с первым витком. Периодически через громкоговоритель объявляли нашу скорость и координаты. Мы уже летели со скоростью меньше тысячи миль в час, когда внизу появились более темные очертания побережья Новой Гвинеи.

— Ну вот и все, — прошептал я Джону.

Корабль слегка накренился, и под крылом появилось большое скопление огней. В воздух по дуге взлетела сигнальная ракета, взорвавшись темно-красным огнем. В ее свете я увидел белые вершины окружавших космопорт гор, и мне стало интересно, каков у нас запас высоты. Было бы обидно потерпеть крушение на последних нескольких километрах, преодолев такое расстояние.

Я не заметил, когда корабль коснулся земли: мгновение назад мы были еще в воздухе, а в следующее — мимо уже мчались огни посадочной полосы. Наконец корабль остановился. Я неподвижно сидел в кресле, пытаясь осознать, что я снова на Земле. Потом я посмотрел на Джона. Судя по выражению его лица, он тоже с трудом мог в это поверить.

Стюард уже помогал пассажирам отстегнуть ремни и давал им последние советы. Глядя на слегка взволнованных спутников, я не смог удержаться от легкого чувства собственного превосходства. Мне прекрасно была знакома жизнь на Земле, а для них она должна была казаться чужой. К тому же они наверняка сознавали, что находятся теперь в полной власти земной гравитации — и с этим ничего невозможно поделать, пока они снова не окажутся в космосе.

Поскольку при посадке мы были первыми, то покидали корабль последними. Я помог Джону перенести часть его багажа, поскольку ему требовалась хотя бы одна свободная рука, чтобы держаться за любую подходящую опору.

— Выше голову! — сказал я. — Скоро будешь прыгать точно так же, как и на Марсе!

— Надеюсь, — уныло ответил он. — Пока что я чувствую себя словно калека, лишившийся костылей.

На лицах мистера и миссис Мур, осторожно шедших в сторону шлюза, застыло выражение мрачной решимости. Но даже если им и хотелось снова оказаться на Марсе, они тщательно скрывали свои чувства. Так же вели себя и девочки, которых сила тяжести почему-то беспокоила в меньшей степени, чем любого из нас.

Мы вошли в тень большого крыла, и нам в лицо подул легкий горный ветерок — довольно теплый, что было несколько удивительно для ночи в столь высоких широтах. Потом я понял, что крыло над нами все еще раскалено — хотя свечения уже не было заметно.

Мы медленно двинулись в сторону ожидающего нас транспорта. Прежде чем шагнуть в автобус, который должен был доставить нас к зданиям порта, я снова посмотрел на звездное небо, которое совсем недавно было моим домом — и которое, как я решил, должно снова им стать. Там, в тени Земли, управляли движением кораблей, летавших от планеты к планете, командор Дойл, Тим Бентон, Ронни Джордан, Норман Пауэлл и остальные, с кем я подружился во время моего визита на Ближнюю станцию. Я вспомнил обещание командора Дойла и подумал о том, как скоро мне предстоит ему об этом напомнить…

Джон Мур стоял рядом со мной, держась за ручку двери автобуса. Увидев, что я смотрю в небо, он проследил за моим взглядом.

— Станции отсюда не видно, — сказал я. — Она в тени.

Джон не ответил, а потом я увидел, что он смотрит на восток, где над горизонтом занимался рассвет. Высоко среди незнакомых южных звезд виднелось нечто знакомое — сверкающий рубиновый маяк, самый яркий объект в небе.

— Мой дом, — с грустью проговорил Джон.

Я вспомнил фотографии, которые он мне показывал, его рассказы о разноцветных пустынях, древних высохших морях, которым люди вновь возвращали жизнь, маленьких марсианах, которые, возможно, принадлежали к расе намного более древней, чем наша…

И я понял, что все-таки разочарую командора Дойла. Космические станции находились слишком близко от моего дома — моим воображением завладела маленькая красная планета, отважно сиявшая на фоне звезд. Когда я снова отправлюсь в космос, Ближняя станция станет лишь первой вехой в моем далеком путешествии с Земли.

Гипотезы, положенные в основу этой книги,

принадлежат не автору.

Вулкан, вознесший из глубин Тихого океана остров Таратуа, спал уже полмиллиона лет. Но очень скоро, подумал Рейнгольд, остров будет омыт пламенем куда более яростным, чем то, которое помогло ему родиться. Рейнгольд посмотрел в сторону стартовой площадки, запрокинув голову, — иначе не оглядеть до самого верха пирамиду лесов, все еще окружающих «Колумб». Нос корабля возвышался на шестьдесят метров над землей, и на нем играли прощальные лучи закатного солнца. Настает одна из последних ночей, какие суждено видеть кораблю, скоро он уже выплывет в непреходящий солнечный свет космоса.