Шанкарамма никогда в жизни ни о чём не просила, даже своего брата. Это по его инициативе они посещали различные храмы и святые места. Она следовала предписаниям индуистской культуры, которая гласит, что сестра должна подчиняться брату. Теперь же, впервые в своей жизни, она почувствовала, что должна кое о чём попросить. Она сказала: "Братец, оставь меня здесь, я буду служить моему гуру." Брат понял её. Он пошёл в офис ашрама. Сарвадикари Чинна Свами был там и выглядел довольно обеспокоенным, обсуждая серьёзный вопрос с персоналом. Дело было в том, что повариха Шантамма должна была на некоторое время покинуть ашрам. Они ломали голову, кто же будет готовить еду, когда так много посетителей и ожидаются важные гости. То была милость Бхагавана! Когда брат Шанкараммы сказал Чинне Свами, что его сестра хочет остаться в ашраме, Чинна Свами тут же спросил: "Она будет готовить?" Шанкарамма с радостью согласилась и с тех пор осталась в ашраме.

Шанкарамма много раз находилась рядом с Бхагаваном, так как он часто заходил на кухню. Она была счастлива, поскольку Бхагаван был прекрасным образцом джняни. Каждое его движение было красивым и совершенным — его взгляд, походка, жесты, даже то, как он держал чашку. Всё время пребывая в состоянии внутреннего блаженства, Шанкарамма всегда держалась в тени. Вот почему её имя не упоминается ни в одной записи. Когда Чалам индивидуально опрашивал и фотографировал каждого работника кухни, она ему не позволила. Вечная радость была её неизменным состоянием, будь то за работой, или молча сидя в углу кухни. Она всегда была в покое.

После окончания института в 1956 году я оставался в Раманашраме, пока не нашёл работу. В то время мне было двадцать лет. Прошло два года, а работы у меня всё ещё не было. Бхагаван взял меня на воспитание! Меня просили ухаживать за преданными, святыми и мудрецами, приходившими в ашрам. Мой школьный учитель Т. К. Сундареша Айер взял на себя роль обучать меня этому. Он не только представлял меня святым и мудрецам, он также знакомил меня со старыми преданными Бхагавана. Тогда я и приметил Шанкарамму, которой в то время было за шестьдесят. Она всегда сидела в углу, говорила очень мало. (Вообще-то, она также мало говорила и с Бхагаваном, когда он был ещё в теле. Тому была причина: Бхагаван изливал на неё свою милость просто своим взглядом, поэтому не было нужды в словах.) Она была худой, физически непривлекательной темнокожей женщиной со строгими манерами; не общительной, поэтому никто к ней не подходил. Несмотря на всё это, а может, благодаря милости Бхагавана, меня она всегда привлекала. Иногда я заходил на кухню и садился рядом с ней, но она продолжала молчать. Наконец, однажды, я попросил её: "Расскажите мне о Бхагаване." Я настаивал, пока, наконец, она не разговорилась.

Она рассказывала: "Прямым учением Бхагавана было молчание. Он учил Самоисследованию тех, кто не мог постичь его молчания; поэтому, что касается его учения, Самоисследование в действительности занимает второе место. Он передавал учение молчания просто своим наполненным милостью взглядом. Никогда не было необходимости говорить с Бхагаваном. Он взращивал во мне зрелость постепенно и неуклонно. Все преданные Бхагавана превозносят его взгляд милости; однако, даже этот взгляд был лишь внешним выражением его внутренней тишины. Тишина была состоянием Бхагавана, и его прямое учение было только через тишину. Те, кто получил его послание через тишину, уже больше никогда не задавали вопросов, а тем более не нуждались в наставлениях. Как можно в словах выразить непостижимую работу Бхагавана через молчание?"

Я не был готов оставить её в покое. Меня тянуло к ней как железные опилки к магниту. Я заметил, что она всегда была спокойна и тиха. Она тщательно выполняла работу на кухне и никогда не выходила из неё. Я был настойчив в своих исследованиях. Я всегда спрашивал её: "В каком вы состоянии? Вы не в самадхи, потому что очень активны. Вы очень бдительны, но в состоянии молчания. Что это за состояние? Пожалуйста, скажите мне." Шанкарамма была проницательной и строгой. Она тотально отдавалась работе. Она выполняла свою работу с большим старанием и сосредоточенностью. Она никогда ни с кем не говорила. Это заставляло людей избегать её, но на меня это производило противоположный эффект. Меня сильно к ней тянуло. Чем больше я её узнавал, тем выше я её ценил. Я был убеждён, что она была выдающимся человеком, и поэтому я просил её открыть мне секрет её совершенного равновесия. После нескольких настойчивых попыток, она, наконец, уступила. Она открыла мне: "Я сама была в недоумении насчёт этого внутреннего счастья во мне, которое превозносится в наших писаниях. Меня одолевали сомнения по поводу этого состояния, потому что, видишь, я обычная женщина. В писаниях утверждается, что даже святые и мудрецы годами выполняют аскезу, прежде чем достичь этого блаженного состояния. Я спрашивала себя, неужели я и правда в том состоянии?" Погрязнув в этих сомнениях, но не зная, кого спросить, она ждала подходящего момента. Однажды, после завтрака, они с Бхагаваном остались одни.

Она размышляла над тем, как выяснить у него, действительно ли она находится в том удивительном состоянии спокойствия. Но как об этом спросить? Истинно реализованная душа не задаёт вопросов типа 'Нахожусь ли я в состоянии реализации?' Простёршись перед Бхагаваном, Шанкарамма почувствовала, как изнутри возник стих из Кайвалья Наванитам. Стих был о том, как гуру спрашивает ученика рассказать, что он понял. В ответ ученик со сложенными руками так обращается к гуру: " О, Господь, о, Гуру! Ты есть реальность, моё внутреннее Я, направляющее меня в моих бесчисленных рождениях. Слава тебе, одевшему на себя эту человеческую форму, чтобы освободить меня через своё учение и даровать мне это совершенное состояние внутреннего счастья. Я не знаю, как расплатиться с тобой за твою милостивую помощь в моём освобождении. Слава, слава и ещё раз слава твоим святым стопам!"

Когда она процитировала стих, Бхагаван посмотрел на неё с состраданием и сказал: "В чём тут можно сомневаться?", а затем продолжил: "Да! Да! Ответ находится прямо в следующем стихе!" Следующий стих повествует о том, что гуру, выслушав ответ ученика, впал в экстаз. Он подозвал его, обнял и сказал: "Пребывать неколебимо в Я, в состоянии внутреннего счастья, не испытывая трёх препятствий — невежества, неуверенности и неверного знания — это высшая