этнос. У такого «конструкта», естественно, были как положительные стороны, так и отрицательные. Но на тот момент времени подобное слияние в единой мусульманской вере, по все видимости, было оправданным и целесообразным, хотя появились и противники такого положения. Так, видный идеолог татарской нации Ш. Марджани настаивал на формировании этнокультурной нации и целесообразности применения этнонима «татар», и начинать демонтаж «булгарской» и даже более прочной идентичности – «мосельманской». Нельзя было пренебрегать и не учитывать при этом роли русского окружения. Новая, «татарская» идентичность в то время только-только начинала формироваться, а основой и традиционной культурой у татар пока оставался конфессиональный этноним – «мосельман». Все это, разумеется, обуславливало и методику обучения в многочисленных медресе и мектебах, в которых знания как бы и давались, но крайне неудовлетворительного и низкого уровня, ограничивающиеся преимущественно изучением теологической базы ислама.

К нач. XX столетия, как было отмечено в многочисленных источниках, в том числе в словах Казанского губернатора П. М. Боярского, «… религиозный фанатизм у татар ослабевает и крепнет стремление к поднятию народности и укреплению национального самосознания». Еще недавно газета «Пензенские губернские ведомости» с немалым удивлением и обидой писала о том, что из 50 тыс. пензенских татар в год принимают православную веру лишь 2–3 чел. «В это трудно поверить, но это – горькая правда! Впрочем, этому нечего удивляться: мы – русские слишком мало заботимся о цивилизировании татарского племени среди нас живущего. Внутренний же и внешний быт татар владеет голиафскими силами…, а европейское просвещение еще не укоренилось настолько, чтобы грубая сила мусульманства татар уступила нашему (христианскому) свету. Было счастливое время, когда православная вера легко могла завоевать себе татар – это именно когда татары были еще шаманами. Большая часть русских смотрит на них как на что-то в высшей степени грубое и невежественное, едва ли отличающихся от мордвы, чуваш и черемис. Но это представление ложное. Татары, можно сказать, народ образованный, но образование у них азиатское. Татары – народ цивилизованный, но цивилизация у них восточное. По всей Пензенской губернии у них 62 школы. Учащихся в них: мужского пола – 1905, женского – 671 и в школах для обоего пола – 2575. В то время в той же губернии для 450 тыс. русских, государственных крестьян – лишь 45 школ»[207][208].

Известно, что в 1902 г. на территории Пензенской губернии функционировало 88 татарских школ-мактабе, 13 из них – медресе. В 1906–1911 гг. число учебных заведений возросло до 115. Грамотность по-прежнему оставалась низкой – около 14 %, а среди женщин – 3–4 %. В школах обучали арабской грамоте, заучивали мусульманские молитвы, штудировали Коран и совершали пятикратный намаз. Как уже было нами отмечено, в Усть-Узе сначала обучение происходило в частных домах. Девочки учились отдельно, им преподавали женщины или девушки из состоятельных семей, называемые «абыстай». Первая подобная школа была построена на средства муллы Сейфуллы, позднее, недалеко от зариатляр (мусульманского кладбища) была построена еще одна небольшая школа, где занятия велись не на арабском, а на татарском языке. Религиозные книги поступали из Казани, специально переведенные на татарский язык, но алфавит (арабица) оставался арабским – «иске имля» (до 1920 г.) и «яна имля» (1920–1927 гг.). После Октябрьской революции все медресе-мечети постепенно были ликвидированы, а вместо них в Усть-Узе была построена большая деревянная школа, где проводились совместные с девочками занятия. Все предметы, кроме русского языка проводились, как и прежде, на татарском языке, но с использованием уже латиницы – «яналиф» (1927–1939 гг.)[209].

Несмотря на достигнутые успехи, в докладе Тюрко-татарского политического отдела народного образования «О состоянии школьного и дошкольного дела среди татар Пензенской губернии» в нач. 1920-х. гг. говорилось о «самом печальном положении» в образовании среди татар. Отмечалось, что прежняя политика царских властей была направлена на ассимиляцию татарского народа и заставила основную массу населения избегать посещения школы. Само же тюрко-татарское население губернии, численностью до 100 тыс. чел. имеет большую склонность к просвещению. В области внешкольного образования до революции никакой работы не проводилось. В настоящее время во многих татарских селах существуют библиотеки-читальни, культурно-просветительские кружки и общества. В народных домах организованы курсы для взрослых и школьников, где кроме прочего даётся «элементарно-политическое и общественное воспитание» для вовлечения широких слоев населения в строительство государственного механизма и общественной жизни на свободных началах. Культурных работников и руководителей становится все больше и больше, грамотность развивается в самых глухих уголках губернии (ГАПО, Ф-р. 253, оп. 1, д. 87).

Первые выпускники школы, 1935 г.

Пензенский историк И. Н. Мавлюдов в своем научном труде, посвященному периоду НЭПа, пишет: «Окончание гражданской войны и переход к новой экономической политике с особой остротой поставил перед советским государством вопросы культуры. Применительно к новым политическим условиям происходила и конкретизация культурных задач в деревне. XI Съезд обратил внимание на то, что работа в деревне «должна быть направлена преимущественно в сторону организационно-хозяйственную и культурно-просветительскую, взамен предлагаемого ранее административно – принудительного и политически – агитационного подхода».

Так, в резолюции XII Всероссийской конференции РКП (б) «Об антисоветских партиях и течениях» подчёркивалось, что «рост культурных потребностей и жажда знаний являются характерным признаком данного этапа революции наряду со стремлением широких кругов населения прочно закрепить завоевания революции, установить революционный порядок и реально повысить свой уровень жизни. По мере того как партия поможет удовлетворить Советскому государству эти потребности, антисоветские партии и течения окончательно потеряют под собой всякую почву». Таким образом, образовательная и культурно-просветительская политика советского государства в деревне была направлена, прежде всего, на формирование социальной опоры путём идеологической борьбы за массы. Решение основных задач культурного подъёма деревни в начальный период происходило в крайне тяжёлых условиях. В 1921 г. в экономике страны сложилось такое положение, когда государство было вынуждено прекратить централизованное финансирование деревенских культурно-просветительских учреждений и перевести их на слабый местный бюджет. Это привело к тому, что развернувшаяся сеть волостных библиотек, изб – читален, передвижек, существующих за счёт средств из центра, погибла почти полностью.

Учащиеся 9-го класса, 1952 г.

Педагогический коллектив Усть-Узинской средней школы,1970 г.

Первый (нижний) ряд, слева направо: Маскаева Алия Хусяиновна, Корнеева Антонина Семеновна, Абубекерова Равза Исмаиловна, Якупов Исмаил Мусинович, Каримова Рабия Хусяиновна, (?) Диана Константиновна, Давыдова Рабия Аделовна, Шабанова Наиля Якуповна.

Второй снизу ряд, слева направо: (?) Ания, Кодорова Любовь, Альшина Разия Галивединовна, Алмакаева Зугря Ибрагимовна, Ягудина Нафися Хайрулловна, Кутякова Нина, Асанова Фаридя Мусиновна, Сейфетдинова Мунира Биляловна.

Третий