Королева уселась на подушку, лежавшую на полу, и начались танцы. Сначала танцевали лишь самые именитые придворные, но затем и молодые люди, сняв мантии и шпаги, стали приглашать на танец молодых дам. Все это время королева сидела на подушке и, подзывая к себе мужчин и женщин, без умолку с ними беседовала.

«Она весьма мило болтала и шутила и, указав пальцем на одного из них, шкипера, или капитана Ролла (Рэли. — Г. М.), сказала, что на лице у него грязное пятно. Она предложила шкиперу свой носовой платок, но он предусмотрительно вытер лицо сам. Говорят, что сейчас она выделяет его более всех прочих, и этому вполне можно верить, поскольку еще год назад он едва мог держать одного слугу, тогда как теперь, благодаря ее щедрости, может позволить себе держать пятьсот слуг».

Рэли начал свое восхождение к славе в Гринвиче; считается, что знаменитый случай с плащом[55]имел место у сторожевой башни, когда-то находившейся там, где ныне стоит Дворец королевы. Легенда гласит, что на окне Гринвичского дворца Рэли нацарапал: «Охотно бы поднялся, да вот боюсь упасть». К этой фразе Елизавета добавила: «Если тебя подводит сердце, то лучше и не пробуй».

Великим для Гринвича стал тот день, когда Дрейк, первый англичанин, совершивший кругосветное плавание, вошел на своей «Золотой лани» в Темзу и двинулся вверх по течению, в Дептфорд. Проплывая мимо дворца, он дал салют из пушек в честь королевы. Елизавета прибыла в Дептфорд и посвятила Дрейка в рыцари прямо на палубе его корабля. Именно в Гринвиче Елизавета подписала смертный приговор Марии, королеве шотландцев. В этом старом дворце собирался и совет, которому надлежало разработать план сопротивления Великой Армаде.

Вспоминается один любопытный эпизод пребывания великой королевы в Гринвиче. Она заставила шотландского посла ждать себя в комнате, где намеренно был приподнят угол гобелена. По этой причине посол мог заглянуть в соседнюю комнату, в которой престарелая королева танцевала под звуки скрипки. Будучи дипломатом, посол, вероятно, понял, что ему специально позволили это увидеть, в надежде на то, что, вернувшись в Шотландию, он скажет своему господину, королю Якову: Елизавета еще достаточно молода и энергична, так что лучше выбросить из головы мысли о наследовании ее престола.

Тем временем к пристани подошел маленький катер. Когда мы двинулись в направлении Лондона, я подумал, что замечательно провел день и что еще долго буду вспоминать эту поездку в Гринвич.

6

Я прибыл в Хэмптон-Корт в разгар летнего дня. Водную гладь Темзы усеяли гребные лодки, а на берегах разместились многочисленные группы людей, решивших отдохнуть у воды. Через равные промежутки времени причаливал пароход, доставлявший экскурсантов из Лондона, вверх и вниз по течению курсировали лебеди, казалось, попавшие сюда из какой-то волшебной сказки. Перекусив у носового иллюминатора «Митры», я обвел взглядом дворец и подумал о том, что в последний раз видел его во время снежного бурана.

Это случилось в один из воскресных дней посреди зимы, когда, в приступе благородства, я решил найти какого-нибудь мальчика из подготовительной школы в Эскоте и забрать его на прогулку до вечера. Мне пришло в голову, что, хотя мы и нарушим правила, если отважимся нагрянуть в Лондон, посидеть за чаем в моем клубе и вернемся к вечерней молитве, зато совершим волнующее путешествие.

В юности такого рода вылазки всегда приводили меня в восторг. Но когда я предложил свой план мальчику лет двенадцати, меня резко осадили, и я пришел к выводу, что современная молодежь стала либо законопослушнее, либо более робкой.

— Это запрещено, сэр, — заявили мне с убийственным высокомерием. — Мистер Уорнер будет крайне недоволен.

— Ну хорошо, а куда ты хотел бы съездить? — спросил я, сожалея о том, что провожу этот морозный день в Эскоте.

— А нельзя ли съездить в Хэмптон-Корт, сэр? — спросил мальчик.

Невозможно было представить себе менее подходящего дня для подобной экспедиции, но все же мы вскоре отправились в путь. Остановившись в Стейнсе, мы вышли на плавучую пристань и понаблюдали за проносившимися мимо нас ледяными водами разлившейся Темзы. Небо было синим, шел дождь, вскоре обещавший перейти в снег.

Когда мы прибыли в Хэмптон-Корт, на крыше дворца лежал тонкий слой снега, и возвышавшееся в серой дымке зимнего дня старое здание казалось заброшенным. Действительно, кроме нас с мальчиком, каких-либо экскурсантов заметно не было. Мне пришло в голову, что я, подобно большинству людей, посещал это место лишь в погожие (или предположительно погожие) летние деньки. Сейчас передо мной был другой Хэмптон-Корт, но на него явно стоило посмотреть. Этот Хэмптон-Корт напоминал об охоте в окрестных лесах, кострах и горячем вине. Он рисовал в воображении не Карла II и дам в спадающих с белоснежных плеч атласных платьях, а кардинала Уолси и Генриха VIII в меховых накидках и ледяной ветер, свистящий в коридорах и пролетах каменных лестниц. За дверями облицованных панелями комнат с низкими потолками и гобеленами на стенах, уютно устроившись у камина, король и кардинал смотрели, как тянутся в дымоход языки пламени.

Как только мы оказались во дворце, мальчик, совсем недавно убеждавший меня, что история — его увлечение на всю жизнь, откровенно заскучал, хотя я изо всех сил пытался пробудить в нем интерес. Похоже, у него была какая-то идея. Нам пришлось пройти несколько галерей и приемных залов, прежде чем выяснилось, что он приехал в Хэмптон-Корт с единственной целью — взглянуть на Галерею привидений. После этого открытия мы направились прямиком в галерею, название которой звучало особенно заманчиво в этот пасмурный зимний день.

— Видите ли, сэр, у Ходжеса есть книжка под названием «Дома с привидениями», которую мы читаем в общей спальне по ночам. Так вот, в этой книжке написано, как призрак Екатерины Говард…

Когда мы услышали приближающиеся шаги, мальчик побледнел, на его лице появилось совершенно очаровательное выражение неподдельного страха. Это, разумеется, был смотритель, но он знал, что именно мы желаем услышать, и потому сообщил, что призраков здесь много, но три самых известных — это призраки Джейн Сеймур, Екатерины Говард и миссис Сибилл Пенн, кормилицы Эдуарда VI. Еще он поведал нам, что призрак Джейн Сеймур, с горящей свечой в руке, появляется темными ночами и что призрак несчастной Екатерины Говард, которой в момент казни было всего двадцать лет, с пронзительными криками бредет в направлении часовни, где Генрих слушал мессу, когда палач приводил в исполнение смертный приговор. Призрак Сибилл Пенн ассоциируется со звуком прялки, который слышали во дворце много лет тому назад. Этот звук невозможно спутать с каким-либо другим и невозможно объяснить. Во время ремонта галереи, проводившегося Управлением общественных работ, был обнаружен проход в ранее неизвестную комнату. В ней те, кто знал о таинственных звуках, к своему удивлению, нашли старинную прялку, педаль которой оставила глубокую царапину в полу.