По этой причине [безобразная] Мо-му хвасталась [своей красотой], приукрасив свою наружность, а [красавица] Си-цзы осталась непомолвленной, колеблясь в нерешительности. Нельзя сказать, чтобы [Кун-цзы] не знал, что такое, находясь в стесненных обстоятельствах, не быть использованным на службе, и не скорбел о несчастьях Поднебесной, как любящая мать, которая [скорбит], лежа ничком на [трупе] своего умершего сына: она знает, что ничего не поделаешь, но как же ей перестать [убиваться][2197]? Поэтому он направился в Ци, а князь (гун) Цзин обманул его; направился в Вэй, а князь (гун) Лин окружил [его]; Ян Ху оклеветал его; Хуань Туй [пытался] повредить ему[2198]. Ведь кто вредит совершенномудрому человеку обманом, тот сбился с пути по глупости; кто наносит совершенномудрому человеку ущерб, тот безрассуден и коварен. Эти люди — не люди. У них совершенно нет стыда! Мэн-цзы сказал: «Когда обследуют подданных [ — сановников], близких к [особе государя, — судят о них] по тому, кого они принимают как хозяева; когда обследуют подданных, [прибывших из] отдаленных [краев, судят о них] по тому, какие хозяева их принимают». Если бы совершенномудрый человек обманом домогался милостивого отношения и беспринципно подлаживался к [другим, а] не выбирал себе друзей, [предварительно] взвешивая их поведение, то «как бы [люди могли] считать его Кун-цзы?»[2199]».

Сановник был удручен и чувствовал в сердце стыд, [от усталости] опустился на четвереньки и не говорил ни слова.

В это время младшие чиновники, которые послушно следовали [туда, куда дует] ветер, и повиновались воле [министров, вдруг перестали трезвонить], словно набор колоколов;[2200] [у них] «открылись рты, но они не [могли] их закрыть, высунулись языки, но они не [могли] их спрятать»; они помрачнели, как будто на душе у них было тяжкое бремя, а их потребовали [к ответу].

Сановник сказал:

«Ладно. [Мы с вами все равно что] склеенная повозка, которая внезапно попала под дождь [и разошлась по всем швам]: учителя, прошу вас, разойдемся![2201]».

Глава 60

Разнообразные суждения[2202]

Гость сказал:

«Я прочитал обсуждение [казенных монополий на] соль и железо, прочел рассуждения министров, знатоков писаний и достойных и хороших людей; их стремленья [пошли по] «разным дорогам», каждый выдвинул что-то [свое:] кто высоко ценил человеколюбие и справедливость, кто [только и] стремился к могуществу и выгоде; «как отличается это от того, что я слыхал!»[2203]. [Общее между государями] Чжоу и Цинь ясно: и те и другие, владея Поднебесной, [царствовали], обратясь лицом к югу; однако по безопасности и опасности [их положения] и по длительности [их правления] это были разные века.

Вначале Чжу Цзы-бо из [округа] Жунань говорил мне, что в то время незаурядные и выдающиеся люди выдвинулись одновременно, [ученые Поднебесной, живущие по] четырем сторонам [столицы], собрались, как спицы [во втулке колеса][2204]; более шестидесяти людей того же рода, что достойный и хороший человек учитель Тан из [поселения] Маолин или знаток писаний учитель Вань из [удельного государства] Лу, все стеклись ко двору, [находящемуся за] башнями дворцовых ворот, распространяли подобное ветру воздействие шести классических книг, обсуждали источник великого спокойствия; умный предлагал свои планы, человеколюбивый являл свои благодеяния, смелый показывал свою решительность, искусный в споре произносил свои речи[2205]. [Одни] «выглядели как [люди], спорящие учтиво и откровенно», [другие] «имели вид твердых и прямых [людей]». Хотя подробности не были [мне] рассказаны, [суть] этих [речей] можно было видеть в общих чертах. Однако [достойные ученые] были заслонены [от государя дурными подданными, как] облаками и туманами, [а их советы] в конце концов были отвергнуты и не выполнены[2206]; о, горе!

Министры знали, что, полагаясь на военное начало, можно расширить земли, но не знали, что, распространяя внутреннюю духовную силу, можно побудить примкнуть к себе пребывающих далеко; знали, что [погоней за] могуществом и выгодой можно увеличить средства для расходов, но не знали, что посевом и жатвой можно сделать государство богатым. Если «пребывающие близко с любовью примыкают [к государю], а пребывающие далеко радуются его внутренней духовной силе», то чего он не завершит из того, что делает, чего он не получит из того, что требует? Не пойти по этому пути, а [только и] стремиться к накоплению прибылей и увеличению устрашающего величия[2207], — разве это не заблуждение!

Лю Цзы-юн из [удельного государства] Чжуншань говорил о пути истинного царя, [собирался] «исправить [пороки] своего века и вернуть его [людей] на правый [путь]» и сосредоточил усилия на возвращении к основе[2208]. [В критике] он был прям, а не язвил других безжалостными упреками, [касался] реальных, а не пустых [вещей][2209], правильно сочетал [в себе природную сущность и утонченную форму]; этого [человека] можно назвать благородным мужем обширных [знаний][2210]. Учитель Чжу из [округа] Цзюцзян воодушевлялся стремлениями Ю Лу, проявлял честность историографа (ши) Юя, изливал гнев и душевную муку, язвительно критиковал министров, был непоколебимо прям и несгибаем; можно назвать его тем, кто «не боится сильных противников [добра]»[2211].

Сановник Сан [Хун-ян] основывался на [нуждах] своего века, приспосабливался к переменам во временах, отринул путь и методы [конфуцианских ученых], высоко ставил могущество и выгоду, вел споры о мелочах[2212]; хотя [его поведение и] не [соответствовало] правильному образцу, однако великие конфуцианские ученые и «старые знатоки не в состоянии были избавиться [от его нападок и уйти от ответа]»; его можно назвать сведущим ученым, который имеет обширные знания о вещах[2213]. Однако когда он обладал постом [сановника из разряда] министров и канцлеров, то не установил [достойного] образца, духовно не преображал нижестоящих, используя истинный путь, а «дал волю [стремлению людей] к выгоде от второстепенного [занятия]», «не подражал» изначальной «древности»[2214]. В «[Классической книге] перемен» сказано: «Сгорание... отвержение». [Сановник Сан Хун-ян] занимал не тот пост и осуществлял не тот путь; [в конце концов] он действительно потерял свою жизнь и распространил [эту участь] на свой клан[2215].

Канцлер Чэ [Цянь-цю] по положению стоял в одном ряду с [древними министрами князем (гун)] Чжоу и Люй [Шаном], находился на важнейшей должности и занимал центральное [положение в управлении], но не высказывался, как «завязанный мешок», и удалился, обеспечивая себе покой. «Он! Он! [О нем и говорить не стоит]»[2216]. Что же касается всех [писцов] канцлера и императорских секретарей, они оказались не в состоянии высказывать суждения, [придерживаясь] правого [пути], чтобы помочь высшим министрам, а стали людьми того же рода, совершали такие же поступки,