За это наслал Аполлон на Трою чуму, а Посейдон – морское чудище, которому царь должен был отдать на съедение дочь Гесиону. Девушку освободил Геракл. Поскольку Лаомедонт не расплатился и с ним, герой не долго думая разрушил Трою, убил царя и его сыновей, оставив жизнь одному Приаму. Но на том, как стало ясно из последующих событий, гнев богов не был исчерпан.

При Приаме, согласно мифам, Троя оправилась от разрушений и стала одним из прекраснейших городов, какие только знала ойкумена. В пространстве, огороженном стенами, появился величественный дворец, в котором поселился Приам вместе с молодой супругой, фригиянкой Гекабой[300].

Многодетность рассматривалась как дар богов, но она же бывала и их карой: среди многих чад одно могло оказаться недостойным, несущим гибель родителям, братьям и сестрам. Гекаба родила Приаму девятнадцать детей. Славой царской семьи был первенец Гектор, ее несчастьем и позором – младший из сыновей.

Боги, знавшие заранее судьбу Трои, послали Гекабе знамение, что последним она родит факел, который превратит Трою в пепел. Задуть бы Гекабе этот факел, как уголек, выпавший из очага. Но слепо материнское сердце, и никто еще из матерей не решился погасить жизнь одного, несущую смерть многим. Сохранила Гекаба жизнь младенцу, приказав отнести его на гору Иду. А что сказать о медведице, которая нашла младенца и не наложила на него когтистую лапу, а поднесла к вопящим от голода устам сосцы? Ведь медведям боги не посылают знамений, и нет на ней вины!

Пастухи же, увидев медведицу, вскармливающую младенца, приняли это за знамение Артемиды, решив, что из найденыша вырастет герой еще более могучий, чем сын Геракла Телеф, ибо Телефа выкормила робкая лань, а его – медведица. Пастухи нарекли найденыша Александром, что на языке греков (наверное, пастухи были греками) означает «Отражающий мужей», хотя ему суждено было стать привораживающим жен и вместе с тем навлекающим на город беды.

Еще в юности красота Александра привлекла нимфу Ойнону[301]. Вскоре у влюбленных появился сын Кориф, более прекрасный, чем отец, и поэтому впоследствии убитый им из ревности. Но и это простила нимфа возлюбленному; и безоблачною была бы жизнь Александра, если бы не появились перед ним богини-спорщицы, уверенные, что только писаный красавец сможет решить, кто из них самая привлекательная. Сделав юношу судьей в своем споре, богини потребовали, чтобы лишь одной из них он вручил яблоко с надписью: «Прекраснейшей». Все три были столь ослепительны, что Александр не сумел сразу сделать выбор. И тогда Гера обещала растерявшемуся пастуху власть и несметные богатства, Афина – мудрость и военную славу, а Афродита – самую прекрасную из женщин ойкумены. И отдал Александр без колебаний яблоко Афродите.

Обещанную награду – Елену – можно было получить, отправившись за ней в Пелопоннес. Напрасно Ойнона отговаривала любимого от путешествия. Александр пренебрег данным ею советом – он счел его обычной женской ревностью, не ведая, что нимфы наделены даром предвидения. Простилась очарованная красотой нимфа с Александром, не тая к нему зла. Она даже обещала оставаться его целительницей.

Суд Париса. Посередине сидит Парис, направо от него – Афина и Гера, налево – Афродита с Эротом (роспись на сосуде)

Однажды Приам объявил во всеуслышание о погребальных играх и о награде для победителя – прекрасном быке. Эту весть принесли пастухи, и Александр не преминул испытать свои силы. Выросший в лесу, он одолел всех, вызвав ярость одного из сыновей Приама, бросившегося на чужака с мечом. Спасаясь от него, Александр побежал к алтарю Зевса и обхватил его руками. Тут Кассандра узнала в умоляющем брата, и обрадованные родители, несмотря на предостережения дочери, ввели его в дом.

Александр, ставший из лесного бродяги троянцем и царским сыном, получил имя Парис. Этот античный герой – всецело творение Гомера. Полагают, что в догомеровском эпосе Парис – главный защитник Трои. У Гомера же он изнеженный и самолюбивый красавец (несмотря на юность, проведенную в лесу), легкомысленный искатель приключений и трус. Его главное оружие лук, ибо разить стрелами можно издалека, не подставляя мечу тело. Парис обладает даром слова, чтобы находить оправдания своим порокам. Таким Парис должен был стать, чтобы еще более оттенить беспримерное мужество Гектора. Гектор называл Париса трусом и сурово осуждал похищение Елены:

– Лучше бы ты не родился, чем служить нам позором! Лучше бы тебя троянцы побили камнями за все беды, которые ты на нас навлечешь!

Впрочем, Гектор, несмотря на суровое осуждение Париса, не враг ему. Мало ли что вырвется во гневе? Все же родная кровь. Несдобровать тому, кто бы поднял на Париса руку. Ибо завещано от века идти брату за брата, и проклят богами тот, кто поднимет на брата меч! Братская поддержка крепче стен Трои! Такова этика героического эпоса. Не за славу свою бился Гектор с полчищем недругов, он защищал отца и мать, братьев и сестер, юную супругу Андромаху, Елену, ставшую ему названой сестрой! Попробовал бы кто выдать Елену осаждающим, чтобы дать Трое мир! Не пощадил бы его Гектор, защитник чести родного города и ее невольник.

Даровала судьба сестре Гектора и Париса, синеокой и пышнокудрой Кассандре, красоту и мужество, но лишила ее счастья. Девушку полюбил Аполлон и клятвенно обещал ей пророческую силу. Когда же Кассандра, приняв этот дар, не захотела с ним сблизиться, он сделал так, чтобы никто не понимал предсказаний Кассандры и не верил им.

Вложил Аполлон в грудь девственницы и высокий поэтический дар. Речь ее, насытившись образами и сравнениями, приобрела необычайную свежесть и глубину. Будь в толпе, перед которой кликушествовала Кассандра, поэты, они бы назвали ее десятой музой. Но не посвященным в поэтические таинства Аполлона речь Кассандры казалась сумбурной, лишенной мысли, бредом. Некоторые считали, что перед ними не дочь Приама, а чужестранка, принявшая ее облик. Они крутили головами, словно бы ища толмача, всегда сопровождающего иноземцев. Но так как его не оказывалось, они делали знаки, не оставлявшие сомнений, что считают девушку безумной.

Чем ярче и вдохновеннее Кассандра вещала о ближайших или грядущих бедах родного города, тем отчетливее она улавливала в глазах слушателей жалость, порой соединенную с оскорбительной насмешкой. Такова была кара Аполлона, которую в будущем назовут трагедией непонимания. Сколько раз люди, наделенные умом и даром предвидения, предупреждают о последствиях того или иного шага. Но кто им верит? Ослепленная своими страстями, отупевшая в своем невежестве или одураченная жрецами, толпа осмеивает и забрасывает провидцев камнями. Вот почему в древности считали, что нет ничего ужаснее, чем предвидеть беду и не суметь ее предотвратить.