– Мы должны жить тихо и незаметно, – сказала она детям.

С детьми и поместьем, требовавшим надзора, было трудно представить переезд на жительство в Швейцарию.

Семья была весьма велика. Два сына Джона от первого брака теперь стали юношами, но Алиса всегда воспитывала их как родных. И вот теперь, когда отцовское состояние исчезло, а имя покрылось позором, как им было найти приличную партию? Что касалось собственных детей, то сын, к ее великой скорби, умер в шестнадцать лет, но выжили три дочери – Маргарет, Бриджет и Трифена, которым нужно было найти мужей.

И еще была крошка Бетти – ясноглазая Бетти, такая маленькая и полная жизни. Она была зачата в последнюю ночь перед отъездом мужа. Той ночью Алиса приникла к нему, молясь, чтобы он вернулся, и отчаянно боясь, что этому не бывать. Крошка Бетти: дитя, которого Джон никогда не видел; ребенок как память о нем.

Прошло два года. Затем еще. И еще. Младенец начал ходить. Теперь Бетти носилась, болтала. Спрашивала об отце. Алиса рассказывала о нем разные истории – каким он был замечательным человеком.

– Когда-нибудь я пойду к королю и скажу, что хочу папочку обратно, – заявила Бетти.

И как знать, подумала Алиса, при доброжелательном нраве Карла II это могло и подействовать. Но не сейчас. Времени прошло слишком мало. Она регулярно писала мужу и во всех подробностях рассказывала, чем они занимаются и как растет Бетти, а он слал в ответ длинные любовные письма, и оба молились, чтобы он вернулся – когда-нибудь.

Что же было делать тем временем? Алиса радовалась, что, по крайней мере, находится в Нью-Форесте. Это был край ее детства, здесь жила ее семья. В Бетти она видела себя и заново переживала свои счастливые дни. Это было утешением. Дел изо дня в день хватало, чтобы всегда быть занятой. Но чем она могла заполнить другую брешь в своей жизни?

К ее удивлению, оказалось, что религией.

До замужества она не была особо религиозной. Конечно, в Лондоне они с Джоном энергично поддерживали свою общину, но не было ли это вызвано желанием мужа поддерживать тесные отношения с Кромвелем и его близкими? Новое увлечение Алисы явилось из совершенно другого источника и совершенно неожиданно.

Дело было в жене Стивена Прайда. Обычно Прайды женились на ком-нибудь из Нью-Фореста, но в одно прекрасное субботнее утро, когда семейство Прайд отправилось на маленький рынок в Лимингтон, Стивен Прайд повстречал свою будущую жену – и пожалуйста. Ее семья несколько лет как переехала из Портсмута. Суженая была тихой, доброй, примерно в возрасте Алисы, с очень похожими на ее серыми глазами и каштановыми волосами. «Он говорит, что женился на мне, потому что я напомнила ему вас», – однажды призналась ей Джоан Прайд. Алиса не могла не почувствовать себя польщенной.

Джоан Прайд была набожна. Как и вся ее родня. Подобно многим жителям небольших городов на побережье Англии, эти честные люди читали свою Библию в годы правления Елизаветы и не нашли там ничего ни о епископах, ни о священниках, ни об обрядах, а потому предпочли собираться в маленьких молитвенных домах, выбирать себе лидеров и проповедников и вести, если будет дозволено, тихую, мирную и богоугодную жизнь. Когда Карл I счел такую вольницу неприемлемой, многие из них эмигрировали в Америку, другие сражались в армии Кромвеля. Во время Гражданской войны и при протекторе они могли отправлять какие угодно культы.

А потому Джоан Прайд каждое воскресенье, сопровождаемая снисходительной улыбкой мужа, покидала Оукли, иногда беря с собой одного или двух детей, и шла две мили до Лимингтона, где присоединялась к своим родным в молитвенном доме. И Алиса, если не находилась с мужем в Лондоне, время от времени молилась вместе с местными прихожанами. Почему бы и нет? В отношении религии это были демократичные времена. Прихожане несколько удивлялись при виде столь знатной леди в своих рядах, но кротко приветствовали ее, а она, в свою очередь, выказывала им симпатию. «Я слушала там странствующих проповедников, – сообщила она Джону Лайлу, – и они были ничуть не хуже лондонских».

В таких случаях она частенько не сразу возвращалась в Альбион-Хаус, а ехала верхом подле Джоан Прайд с ее детьми до самого Оукли, ведя приятную беседу. Их отношения были лучше некуда. По традиции она звала жену своего арендатора матушкой Прайд, а Джоан ее – дамой Алисой. Когда Кромвель произвел Джона Лайла в лорды, обращение следовало изменить на «леди Алиса» или «миледи», но Алиса не без веселья заметила, что Джоан Прайд так и зовет ее дамой, из чего стало ясным мнение подруги-пуританки о лордстве. Так с годами, сохранив общепринятые отношения между помещиком и арендатором, Алиса Лайл и Джоан Прайд сдружились.

Через неделю после бегства Джона Лайла из Англии Джоан Прайд пришла в Альбион-Хаус. Она заявила, что ей было просто по пути. Принесла пирогов, которые сама испекла. Не принять такой подарок было бы верхом неприличия, пусть даже Алисе не сильно их хотелось. Она любезно поблагодарила гостью, тогда как серые глаза Джоан Прайд впитывали все, что она видела в большом доме, где ранее не бывала.

– Надеюсь, мы увидим вас в молитвенном доме, дама Алиса, – приветливо сказала она перед уходом.

– Да, – рассеянно ответила Алиса. – Да, разумеется.

Однако в следующее воскресенье она отправилась в Болдрскую приходскую церковь, а затем снова и снова ходила туда же. Будучи замужем за цареубийцей в бегах, Алиса не хотела совершать ничего способного вызвать неблагоприятные комментарии при новом роялистском режиме.

Месяц спустя, проезжая мимо принадлежавшей ей маленькой рощи-подроста, Алиса заметила Стивена Прайда, который трудился над изгородью. Когда Алиса спросила, чем он занят, Стивен показал ей сломанный участок.

– Не хочу, чтобы олени пробрались, – пояснил он.

Тогда она поинтересовалась, поручил ли ему это управляющий.

– Да я просто проходил мимо и обратил внимание, – ответил он и отказался взять деньги, несмотря на ее предложение.

В последующие недели она постепенно приметила ряд сходных происшествий. Захворала корова – ее отвели к управляющему. На тропинку, ведущую к Альбион-Хаусу, рухнуло дерево – Прайд с тремя крестьянами из Оукли, хотя их не просили об этом, распилили его и рано утром доставили к ее дому. Она поняла: друзья из Нью-Фореста негласно присматривают за ней.

Однако Алиса продолжала ходить в Болдрскую приходскую церковь, надеясь, что Джоан Прайд ее понимает. Но когда стало ясно, что никакие ее действия не помогут мужу и не спасут его состояние, в одно воскресенье она вновь появилась в лимингтонском молитвенном доме, где ее приняли спокойно, словно она никогда не избегала этого места. Затем она стала бывать там часто.

И это могло длиться бесконечно, если бы не английский парламент.

Король Карл II оказался человеком терпимым, и было похоже, что его толерантность, в отличие от отцовской, распространялась на вероисповедание. Своим советникам он заявил, что его вполне устроит, если подданные будут совершать богослужения по своему вкусу. Но совет и парламент были всем этим недовольны. Джентльменам из парламента хотелось порядка. Они не желали поощрять пуританские секты, которые в прошлом причинили столько бед. К тому же, если народ был волен совершать богослужения по своему выбору, это могло привести к новому расцвету Католической церкви, что было немыслимо. Поэтому последовали парламентские акты, и новый король не мог им воспрепятствовать. В церквях дозволялось пользоваться лишь англиканским молитвенником с его официальными проповедями. Из всех церквей были изгнаны протестантские секты – их назвали диссентерами. Говорили, что вскоре ожидается новый акт, который запретит им проводить собрания ближе чем в пяти милях от городов. Община Джоан Прайд в Лимингтоне была практически нелегальной.