С военным учением получилось недоразумение. Вы объявили одно, а делаете другое. Без всяких на то оснований ваши военные, их подразделения задерживаются на нашей территории. Как я, как глава правительства, могу объяснить это народу и 65 тысячам коммунистов, которые находятся в нашей армии? А к нам по этому вопросу идут запросы: кто же мы в нашей собственной стране — правительство или кто?

Наши западные границы в надлежащем порядке; ограничено передвижение в пограничных районах, введен строгий визовый режим. Правда, за последнее время было 420 случаев нарушения границы. Так в других социалистических странах их не меньше! Возрос туризм на 20 %, а всего за последние годы в нашей стране побывало 406 тысяч человек, и мы считаем это явление нормальным, тем более если сравнивать с другими странами социалистического блока. Что же касается приезда в нашу страну по частным визам, то у нас за год было 88 тысяч человек, а по обменным визам между ГДР и ФРГ прошло за год около двух миллионов человек.

Вся наша внешняя политика и укрепление дружбы с Советским Союзом направлены на то, чтобы еще больше укреплялся Варшавский договор. Мы понимаем и знаем, нам об этом говорит и история, что наша страна несколько раз была объектом разбойничьих действий немецких империалистов. Наша политическая и экономическая деятельность ориентирована на Советский Союз и повышение деятельности СЭВ. Наша реформа не имеет ничего общего с югославской экономикой, 70–72 % нашей экономической деятельности связано с социалистическими странами. У нас сложная экономическая ситуация. Мы обратились к вам за помощью, чтобы вы дали нам кредиты, но в ответ мы слышим голос: «А не будет ли этот кредит подарком для контрреволюции?» Такая постановка вопроса нас оскорбляет. Поверьте нам, что для нас именно сейчас крайне необходимы кредиты и экономическая поддержка».

На этом Черник свою речь закончил.

Брежнев задал Чернику следующие вопросы:

«Зачем вы связываете свои национальные чувства с варшавским письмом?

Что это такое — «консерваторы» и «прогрессисты»?[119]

Какие это правые силы, почему вы не говорите, может быть, вам чем надо помочь?

Почему вы выдумываете, что вы были «марионетками» на Дрезденском совещании? Что же вы его не признаете?

За что вручен орден Пеликану?[120]

Почему вы не призываете Шика к порядку? От него уже голова болит.

Члены вашего правительства выступают против вас. Как вы реагируете на это?»

Черник не стал отвечать на эти вопросы. Встал Дубчек и сказал: «Тов. Брежнев, а не кажется вам, что в ваших вопросах тоже есть вмешательство в наши дела?» На некоторые вопросы Дубчек все же дал ответы, но в довольно резкой форме, и Брежнев замолчал.

Выступление А. Н. Косыгина. Его речь была в пределах утвержденных тезисов. Он остановился на экономических вопросах, на связях по СЭВ. Много говорил об огромных природных наших ресурсах, о разведке и добыче нефти, газа, угля, о лесных богатствах нашей страны. И что все это можно было бы в пределах программы СЭВ хорошо использовать и чехам. Чехословаки с большим интересом прослушали речь Косыгина. Но мне казалось, что он напрасно дает векселя на раздачу сырьевых ресурсов нашей страны: мы не сырьевой придаток и ресурсы не бесконечны.

Выступление Ю. Смрковского. Речь его сводилась к следующему: «До января 1968 года напряжение в партии и стране было огромное, обстановка сложная. Все это могло привести к кризису, который, возможно, надо было бы решать силой. Эти наши сегодняшние переговоры — второй критический момент в нашей партии после января 1968 года. Мандат для настоящих переговоров мы получили от своего народа — за исключением 10–12 % сил противников социализма. Мы хотим «упрощенный способ социализма, чтобы социалистический строй имел свое лицо». Одновременно мы не можем, не смеем допустить раскола с КПСС — это наш основной момент. То, что огромная волна в международном масштабе поднялась в нашу поддержку, это не может принести нам свободу. Свобода раз и навсегда нам принесена Советским Союзом, да мы и не можем существовать без вас. КПЧ считает: чтобы выработать правильную линию, найти свое место и определиться, нам надо провести широкую дискуссию с обязательным привлечением румын и югославов. Мы вам объясняем, что после январского Пленума ЦК КПЧ мы вынуждены были снять с работы секретарей обкомов, которые не были согласны с новой политикой. Отрицательных явлений в нашей жизни и деятельности становится все меньше, журналисты теперь хорошо ориентируются.

О статье Павелка. По своему содержанию она неправильна, исторически звучит фальшиво. Этот человек может организовать провокацию, но не он решает дело. То же можно сказать и о Свитаке. Он в клубе «К-231», но не он основной функционер, и он не решает дело.

О выступлении студентов. Они симпатизируют нам и поддерживают КПЧ, и мы все вопросы хотим с ними урегулировать политическим способом, без применения административных мер.

Какая ситуация сейчас в стране? КПЧ пользуется авторитетом как никогда. Происходит консолидация наших сил. Мы надеемся на XIV съезд КПЧ, от которого мы многого ждем, и мы в своей политической деятельности оттолкнемся от него. Вы верьте нам. У нас имеются недостатки, но просим доверять нам, мы республику никуда не отдадим. Если появится какая-либо у нас опасность, мы ее сами ликвидируем, но чтобы только между нами отношения оставались честные и правдивые. Вот вы не захотели приехать к нам в другой город. А что было бы, если бы приехали? Вас бы приветствовали так же, как здесь, в пограничной зоне. Наш народ за дружбу с Советским Союзом».

На этом первый день совещания закончился. Он для нас ничего отрадного не принес. Обстановка накалялась, напряжение росло.

Поздно ночью, около 24.00, мы поездом возвратились на свою территорию. Вся делегация в вагоне Брежнева собралась для совета. Что же делать дальше? Как направить совещание по желаемому для нас руслу, чтобы оно принесло положительные результаты? Из выступлений Дубчека, Черника, Смрковского видно, что вопрос обостряется. Чехи явно идут на конфронтацию и считают себя уже чуть ли не «победителями». Среди нашей делегации было единство — повернуть ход совещания по нашему желанию. Л. И. Брежнев до крайности нервничает, теряется, его бьет лихорадка. Он жалуется на сильную головную боль и рези в животе. На нашем совещании пришли к решению, что завтра, 30 июля, с утра, до пленарного заседания, нужно собрать совещание «четверок»: с нашей стороны — Брежнев, Подгорный, Косыгин, Суслов; со стороны чехов — Дубчек, Черник, Свобода, Смрковский. На заседании этих «четверок» выработать совместные действия, добиться какого-то взаимного понимания, выработать общую платформу. Хотя по ходу дела каждый из нас понимал и видел, что сделать в этом отношении почти ничего не возможно. Но у нас другого выхода не было. Обсуждались и другие предложения — прервать переговоры, уехать в Москву, проконсультироваться с пятью соцстранами, подписавшими варшавское письмо, а затем «действовать». Но как действовать и на кого опереться в Чехословакии в наших «действиях»? Вопрос оставался довольно неопределенным и туманным.