– Орден никому ничего не должен, аро Семпер. Это мы обязаны беспрекословно служить ему во имя всеобщего блага. Отныне обет – это исключительно ваша забота. Орден благодарит вас за службу.

– Пусть ваш Орден катится к Тумматам! – гневно выпалил Лунас. – А вы, арона Опирум, побойтесь кары Вер-Шителя за то, что творите.

– Мы сами себе Вер-Шители, аро Семпер, – печально ответила она, в ее интонации слышалась подавленность и отчужденность.

Он тяжело вздохнул, волна злости слегка отступила, и направился к выходу из кабинета.

– И, Лунас, от меня лично, – тихо проронила Нарина, когда он оказался уже в дверях. – Спасибо, что спас мою внучку.

Лунас удивленно оглянулся через плечо. Он словно впервые увидел картину целиком и ужаснулся. Нарина Опирум оказалась тем человеком, для кого Орден, его закон и порядок были превыше даже собственной семьи.

* * *

Ее вновь и вновь обжигали властные прикосновения. Раз за разом дыхание щекотало шею, а ощущение пьянящей близости кружило голову, словно самый сильный алкоголь. Но прежде, чем она разворачивалась к нему лицом, все начиналось сначала, будто сломанный граммофон перескакивал с финала композиции на первые ноты.

Она терялась в этих чувствах, хваталась за него руками, пытаясь остановиться в бешеном танце сна, но снова и снова ее, как фигурку в музыкальной шкатулке, кружило в водовороте прописанной прошлым истории.

Властные прикосновения, дыхание, ощущение близости, она сейчас развернется… Властные прикосновения, дыхание, ощущение близости, она сейчас развернется…

От темпа видений ее начало мутить, а на задворках понимания появилась тревога.

В который раз сильные руки обожгли ее кожу, в который раз теплый воздух обдал шею и волосы, в который раз он попытался развернуть ее к себе… и сумел.

Встрепенувшееся сердце ринулось куда-то наверх из этого тела, забилось в предвкушении, но тут же оборвалось, когда она увидела свое лицо. Точнее, плоскую восковую маску, которая недвижимо застыла в обрамлении каштановых волос, развевающихся в порывах океанского ветра. Ее рука потянулась вперед, голова наклонилась, и в одном этом жесте читалась мольба. Она ринулась назад, испуганная и ошеломленная. Почувствовала, как воск перетекает на ее пальцы, и поняла, что станет такой же, когда он достигнет ее лица. Дернулась, встряхнула рукой, но воск продолжал взбираться, пожирая ее кожу неведомым проклятием.

Айси закричала и проснулась, резко сев в кровати. Сломанные ребра отозвались тупой, тихой болью. Она ощутила, как крупные капли пота скользят по коже, оставляя прохладные скользкие дорожки. В голове стучали тысячи грубых, низких колокольчиков. Она нетерпеливо смахнула пот с лица и поспешно свесила ноги с кровати, чтобы соприкоснуться стопами с обнадеживающе-устойчивым полом. Тяжело вздохнула, обратившись мыслями внутрь себя, отдернула воображаемые пальцы от глубокой рваной раны, даже издалека почувствовав, как та горит.

«Когда-нибудь боль должна перестать сжигать каленым железом?» – спросила она себя, но поняла, что никогда не ответит на этот вопрос.

«Наши решения настолько правильные, насколько дают нам сил справиться с последствиями», – сказал ей внутренний голос, но это только усилило жжение душевной раны, и она поспешила вновь вздохнуть, старательно гася в себе вспышку истерики. Размышлять об утрате – все равно что продлевать агонию погибшей и истерзанной мечты.

Непрошеные слезы навернулись на глаза. Айси стремительно поднялась с кровати, будто могла сбежать от собственных чувств. За рутинными делами ей удавалось хоть ненадолго выдернуть свое сознание из зыбучих песков жалости к себе, поэтому она медленно направилась умываться. Провела в ванной больше времени, чем обычно – долго разглядывала свое отражение, в котором все казалось таким неприятно обыденным и неизменным. И не скажешь по ее лицу, что с ней приключилось. Не догадаешься, какую брешь в ее стойкости пробил тот злополучный день в Нихиле. Не узнаешь, что она проиграла в самой важной битве. В битве за собственное счастье. В любом случае, это уже прошлое. И ей нужно как-то суметь себя собрать заново, хотя бы ради… Айси неловко приложила ладонь к животу, опустила на свой зажатый жест печальный взгляд и нахмурилась. Она обязана жить, как бы ей ни хотелось вернуться в Нихиль и шагнуть за Нейраном в ту черную бездну. «Не сейчас». Сейчас она хотела использовать весь пепел их отношений, как удобрение для роста новой жизни.

Айси кивнула и в который раз посмотрела на свое отражение в зеркале. Раны заживали, но медленно. Она отказалась от магического излечения, показавшегося ей каким-то кощунством. Единственное, что она позволила сделать медикам Ордена – исцелить глаз, который бы ослеп к концу дня. И все равно, белок раненого глаза выглядел еще болезненно-розовым, а красные прожилки выделялись, точно кровавые паразиты. Из-за разбитых губ, кровоподтеков и ран от ледяных осколков ее кожа напоминала изъеденную молью занавеску.

«Потрепало же тебя, Варнессар», – с досадой констатировала она, как вдруг обескураженно задумалась, не сказалась ли драка с Анелией на здоровье того, кого она носила под сердцем. Своему телу Айси могла позволить страдать, но подвергать риску кого-то еще она не смела.

Она вернулась в комнату, по-деловому быстро оделась в удобную одежду, на мгновение вспомнив, что все ее тряпки – подарок предательницы.

Айси мотнула головой, отгоняя неприятные воспоминания. Путь до госпиталя она преодолевала второпях, стараясь миновать студентов и не встречаться с ними взглядом. Меньше всего ей хотелось с кем бы то ни было болтать и налаживать общение. Может, потенциальный новый друг тоже окажется с Земли? Неприятных открытий с нее было достаточно.

Айси дошла до широкой металлической двери в лазарет. Подперев створку плечом, она навалилась на нее и с удивлением подметила, что та легко поддалась. Внутри царствовал по-медицински сдержанный порядок и острый запах какого-то лекарства. Впрочем, он явно отличался от тех, к которым Айси привыкла на Земле, – приятный и чарующий аромат, чистый и мотивирующий на выздоровление.

Она сделала несколько осторожных шагов внутрь залитого солнечным светом белого помещения. Холл был практически пуст, если не считать нескольких огромных ваз с синими композициями, расположенных вдоль белых ширм, и луж разноцветных зайчиков, отражающихся от оконного витража. На нем кусочками разномастных стекол изображалась прелестная женщина с длинными синими волосами, прикрывающими наготу, и преспокойная мантикора, расположившаяся подле ее ног. За разглядыванием витража Айси и застали.

– Доброе утро, – прозвучал рядом корявый голос, искажающий веритацианский язык. – Аронита, я могу вам помочь?

Вздрогнув, Айси поняла, что не услышала вышедшую к ней из-за белой ширмы женщину. Болезненно худощавая, с сине-зелеными волосами, точно водорослями, ниспадающими до лопаток, бледно-голубой кожей и неестественно большими для ее лица желтыми глазами, похожими на рыбьи. Айси вспомнила, что такие создания были на Веремее. Правда, у этой русалки вместо хвоста из-под голубого халата виднелись вполне человеческие ноги, обутые в мягкие башмаки.