В Добровольческой армии к этому периоду началось разложение, дисциплина упала. Киевская контрразведка, возглавляемая полковником Щучкиным, представляла из себя банду убийц и грабителей, которые подрывали авторитет Добровольческой армии. Ко мне поступали многочисленные жалобы и заявления на произвол и бесчинства, творившиеся в контрразведке.

Вопрос: Почему именно к вам, ведь вы в это время не занимали высокого положения в Добровольческой армии?

Ответ: Не занимая высокого положения в Добровольческой армии, я, однако, пользовался в ней исключительным влиянием.

Вопрос: Почему?

Ответ: Благодаря тому, что был чрезвычайно близок к генералу Драгомирову, а градоначальником являлся мой заместитель по „Азбуке“ полковник Борцевич.

Контрразведка Щучкина произвела аресты моих лучших сподвижников по контрреволюционной деятельности — поручика Фиалковского и доктора Чикалина. Я поручил Борцевичу в буквальном смысле слова разгромить контрразведку Щучкина и освободить указанных лиц. Он без труда выполнил это поручение. Бесчинства Щучкина не прекращались, поэтому пришлось его из контрразведки удалить, и вместо него был назначен Сульжиков, ранее служивший в судебном ведомстве. Последний, так же как и Щучкин, но в несколько меньших масштабах, чинил расправы и беззакония, но, опасаясь снятия с должности, регулярно делал мне доклады о деятельности контрразведки.

Вопрос: Значит, вы выполняли роль шефа деникинской контрразведки?

Ответ: Я не имел никакого поручения контролировать контрразведку, но фактически это было так.

Вопрос: Вы давали руководящие указания начальнику контрразведки?

Ответ: Да, такие указания начальнику контрразведки Сульжикову я давал, но они касались лишь методов работы контрразведки.

Вопрос: Как это понимать?

Ответ: Я был против пыток и избиений, применявшихся в контрразведке, и давал указания о прекращении таких методов работы»[399].

На октябрь 1919 года приходятся самые ожесточенные бои добровольцев на Московском направлении.

Полковник (потом генерал-лейтенант) Борис Александрович Штейфон, в то время командир 17-го Белозерского полка, рассказал о необыкновенном подъеме населения при встрече добровольцев.

В Харькове он был свидетелем реакции людей, когда генерал Деникин объявил о цели Белого движения.

«Выслушав ряд приветствий и поблагодарив за выраженные чувства, главнокомандующий, говоря о заветном стремлении русских людей освободить Москву, произнес:

— Третьего дня я отдал приказ армиям…

Затем он на мгновение запнулся и закончил:

— …Наступать на Москву!

Во время речи главнокомандующего стояла полнейшая тишина. После слов „наступать на Москву“ вся эта тысячная толпа, заполнявшая обширный зал, коридоры, лестницу, на мгновение оцепенела. Я почувствовал, как неожиданная спазма перехватила мое горло. На мгновение я перестал дышать, а на глазах появились слезы. Еще минута такого общего столбняка, а затем уже не крик, а исступленный вопль „ура“. Люди не замечали катящихся из их глаз слез и кричали, кричали, вкладывая в этот крик и тоску накопившегося национального горя, и весь восторг затаенных надежд.

Незабываемые картины и переживания! То был высший подъем осознания Белой идеи. Это были минуты величайшего порыва патриотизма. Все смешалось, перепуталось, и потрясенный Деникин должен был переживать истинное удовлетворение и как русский человек, и как белый вождь»[400].

Штейфон был не простым добровольцем, а как бы отметить это точнее, он был сыном крещеного харьковского еврея, участником Русско-японской и мировой войн, окончил Николаевскую академию Генерального штаба и прошел с белой армией свой путь от Ледяного похода с Алексеевым и Корниловым до конца турецкого Галлиполи.

С взятием Курска кутеповский 1-й корпус выдвинулся вперед. Слева и справа от него шли конные корпуса Шкуро и Юзефовича. Напор был сильным, дух — крепким. Судьба России решалась в те дни.

Показательно, что Париж пожелал «помириться» с Деникиным, совершенно убрал прежний неприязненный тон и попросил В. А. Маклакова поехать в Таганрог, где размещалась Ставка ВСЮР, и устранить франкофобию белогвардейцев[401].

В этот переломный момент Ставка отдала приказ выделить из кутеповского корпуса шесть полков для отправки их на Украину против Махно (в том числе и полк Штейфона). Шкуро отдавал бригаду Терской дивизии, Юзефович — два полка.

Вот как оценивал положение участник Московского похода, начальник штаба героической (в ней будет воевать Вениамин Шульгин) Марковской дивизии полковник (потом генерал-майор) А. Г. Битенбиндер:

«За неимением организованного и устойчивого тыла генерал И. П. Романовский (начальник штаба ВСЮР) начал снимать с фронта те полки и дивизии, кои должны были вступать в Москву, и посылал их в тыл на усмирение безземельных крестьян. Всего с фронта было снято около 40 тысяч штыков и сабель, то есть одна треть Вооруженных сил Юга России. А для нанесения решающего удара по живой силе противника на пути в Москву генералу Кутепову дали всего лишь одну десятую всех наличных сил.

Как мог при таких условиях генерал Кутепов выиграть сражение под Орлом? А от исхода этого сражения зависела участь всей гражданской войны.

Несмотря на нашу фатальную неподготовленность к решительному бою под Орлом, в Ставке царил оптимизм. Занятие Москвы являлось для нее лишь вопросом времени, о чем свидетельствует труд г. Критского „Корниловский ударный полк“ (Париж, 1936 г.).

На странице 142 читаем:

„Генштаба капитан Капнин (начальник штаба Корниловской дивизии) получил из Ставки следующую телеграмму: ‘Ввиду скорого окончания гражданской войны и нашего предстоящего вступления в Москву сообщите, в каком округе и какую должность вы хотите получить’. Телеграмма отражает настроение умов в Ставке и не нуждается в комментариях.

Корниловцы вынесли на своих плечах всю тяжесть боев под Орлом 13 октября и заняли его…

Корниловская дивизия в то время была самой мощной дивизией в Добрармии. В бою под Орлом она покрыла себя неувядаемой славой. Латышские полки поражались той неустрашимости, тому самопожертвованию, с каким отдельные Корниловские роты и батальоны бросались в атаки на латышские стрелковые полки. Героическая борьба Корниловцев под Орлом, их неудача, совместно с неудачей Дроздовской дивизии и 3-го Марковского полка, явились кульминационным и поворотным пунктами двухлетней кровавой гражданской войны“»[402].