И снова в голове мелькнуло: а что, если Макс причастен к смерти Марины? Эми обуял такой страх, что она стремглав кинулась к двери и заперлась на все замки.

Разъяренный Макс спускался вниз. Он был потрясен, сокрушен, раздавлен! В кои-то веки он обратился к Эми с просьбой, а она не захотела протянуть ему руку помощи!

Беда, наверное, в том, что она слишком молода, чтобы понять всю серьезность положения. Она еще не женщина, она девочка. Милая, невинная девочка, но, возможно, решение создать с ней семью было ошибкой. Да и с Лулу она не ладит, а Лулу нужна мать — особенно теперь. Господи, как в один момент все бесповоротно изменилось в его жизни!

Перед его мысленным взором возникла Ирина с пулевым отверстием во лбу. Проклятье! Что, в конце концов, происходит? И что теперь делать ему?

Выходя из лифта, он нос к носу столкнулся с Джетом.

— А ты что тут делаешь? — опешил он.

— Хорошо, хорошо, — быстро заговорил Джет, — я сейчас все объясню. Тут никто не виноват. Нуты же знаешь, как это бывает. Искра пролетела — и все. Все вышло спонтанно, честное слово! Я понятия не имел, кто она. А она и подавно не знала, что я твой брат… Судьба, наверное.

Макс уставился на младшего брата. «Раздолбая», как называл его отец. Он что-то недопонял? Когда Эми подошла открыть дверь, она назвала его Джетом. С чего бы ей думать, что Джет явился к ней посреди ночи?

Чушь какая-то! Или нет?

Ему вспомнился лепет Эми. «Не знаю, что сказать… Все само собой вышло… Мы не хотели…»

Практически слово в слово с Джетом. И Эми была сама не своя, вся как на иголках и какая-то виноватая.

Виноватая? В чем?

— А ну, выкладывай, что это у вас там само собой произошло? Что за искра пролетела? — Макса охватил бессильный гнев. Он уже знал, что сейчас услышит что-то очень неприятное.

— Ты только не вини Эми, — решительно заявил Джет. — Пойми, она немного выпила… И потом… Ну… я же говорю — как током ударило.

Все ясно. Недолго думая, Макс размахнулся и заехал брату в челюсть. Со всей силы.

— Ах ты, сукин ты сын! — заревел он. — Чтоб ты провалился!

Джет покачнулся.

— Да пойми ты! — выкрикнул он. — Я ее люблю, она меня тоже. Тут уж ничего не сделаешь!

— Ничего не сделаешь? — Напряжение и нервотрепка последних дней дошли до критической точки. — Ах ты, жалкий неудачник! Раздолбай!

— Ты прямо как отец, — Джет потер ноющий подбородок. — Такой же бессердечный! Даже выражения те же.

— Не смей меня с ним сравнивать, слышишь?

— Черт, Макс, мне тебя даже жаль, потому что ты в самом деле похож на него. Сам на себя посмотри! Два сапога пара.

Макс внутренне содрогнулся. Он на глазах лишался всего, что у него было, включая здравый смысл. Но своего «я» он потерять не может! Он никогда не станет таким, как отец. Ни за что!

Не говоря ни слова, он выскочил из подъезда, сел в машину и укатил домой.

После некоторого раздумья и стакана виски он принял решение и позвонил адвокату. Потом — Крису и в довершение — детективу Родригесу.

Больше терять ему было нечего!

Утром Либерти с Деймоном сидели на съемочной площадке за столом с закусками и завтракали. Был последний день съемок, и Либерти уже предчувствовала, как будет скучать по всей группе, хотя вместе они провели всего лишь три дня. Приятно все-таки, когда вокруг тебя все хлопочут, а присутствие Деймона делало ее пребывание в Лос-Анджелесе еще более насыщенным: мало того, что он составил ей протекцию, так еще оказался невероятно привлекательным мужчиной, интересным собеседником и щедрым человеком.

Одно его присутствие уже наполняло ее пьянящей радостью, и это никак не было связано с его известностью и атрибутами звездной жизни — лимузинами, клубами и дорогими ресторанами. Для нее он был просто Деймон. Просто классный парень. И она была влюблена по уши!

— Я вчера думала о твоем приглашении в Кабо, — сказала она, — и уже совсем было собралась согласиться… — Она налила себе свежевыжатого сока.

— И что же?

— Но тут позвонила моя мама — и появилась причина, из-за которой я не могу с тобой поехать.

— А в чем дело?

— У нее какая-то очень важная новость — что-то про моего отца, насколько я поняла.

— Важная? И дело такое срочное, что нельзя подождать два дня? — Деймон нагнулся и пытливо заглянул ей в глаза.

— Этого мне не узнать, пока в Нью-Йорк не прилечу. — Либерти помолчала. Потом сказала: — Ты не понимаешь. Это очень личное.

— А ты расскажи, может, пойму?

— Понимаешь, у меня никогда не было отца, мама меня одна вырастила. И всего несколько дней назад она наконец сказала мне, кто он был. А теперь хочет рассказать какую-то другую версию, вот почему мне надо вернуться. Я должна наконец выяснить, кто я такая.

— Ты — это ты, — сказал Деймон негромко. — Никогда об этом не забывай.

— Я знала, ты не поймешь.

— Ошибаешься, котенок, — сказал он, глядя ей в глаза. — Я тебя очень даже понимаю. Хочешь, я тебе про себя расскажу? Меня с братом растила бабка. И учила нас искать свое место в жизни. У нас ничего не было, кроме ее любви и веры в нас. На двух работах вкалывала, чтобы нас на ноги поставить. Но у нее всегда хватало времени, чтобы внушить мне, что если я чего-то хочу — по-настоящему хочу, — то я должен оторвать задницу и добиться. Именно это я и сделал.

— Я не знала, — сказала Либерти. — Я думала, у тебя все было по-другому.

— Неудивительно, это тоже очень личное. Никого не касается.

— А где теперь твоя бабушка?

— Живет с братом и его семьей в Бруклине в шикарном особняке, который я им купил, — ответил он. — Я ее обеспечиваю. Она меня с братом на ноги поставила и теперь достойна самого лучшего.

— А твои родители? Где они?

— Никогда их не видел. Даже не знаю, живы ли. Да мне, по большому счету, все равно.

— Почему? — удивилась Либерти.

— Матушка у меня была наркоманка, отец — дилер, — откровенно сказал Деймон. — Парочка обдолбанных наркош. Бросили нас на произвол судьбы, хорошо — бабуля подобрала. Если б не она, нас бы в приют забрали.

— Прости, — тихо проговорила Либерти. — Досталось тебе!

— Эй, — он улыбнулся, — надо верить в свою удачу. И еще я убежден, что главное — воздать должное тому, кто тебя растил, а остальное приложится. Лучше моей бабушки на всем свете не сыщешь.

Либерти не успела ответить — подошел Куинн и сказал, что пора гримироваться. Она нехотя поднялась.