Тот нашелся неподалеку от серебряного. Серебряный спал, обернув перевязанный хвост вокруг раздутого брюха. Медный растянулся поблизости. Но что-то в его позе Тимаре не понравилось. Татс высказал это вслух:

— Похоже, будто он не прилег поспать, а просто упал.

Этот единственный из всех драконов выглядел тощим и голодным. Голова лежала на передней лапе. Дракон хрипло дышал, глаза его были полуприкрыты.

— Эй, медный, — негромко позвал Татс.

Дракон, похоже, не услышал. Юноша положил руку на голову дракону и осторожно почесал между ушами.

— Раньше ему это вроде бы нравилось, — объяснил Татс.

Дракон слабо фыркнул, но не пошевелился.

Тимара притащила кусок лосиной туши и уронила его прямо перед носом медного.

— Ты голоден? — спросила она маленького дракона и обнаружила, что целенаправленно внушает ему эту мысль. — Вот мясо. Все для тебя. Лось. Чуешь? Чуешь кровь?

Дракон сделал чуть более глубокий вдох и пошире открыл глаза. Потом робко лизнул мясо и поднял голову.

— Давай. Это мясо тебе, — поощрил его Татс.

Тимаре показалось, что она уловила ответный отклик. Татс опустился на колени возле куска туши и достал свой поясной нож. Несколько раз полоснул мясо, потом вложил нож в ножны и запустил руки в грудную клетку лося. Достав внутренности, он мазнул окровавленной рукой по морде дракона.

— Вот. Чуешь? Это мясо для тебя. Ешь его.

Язык дракона задвигался, облизывая морду. Затем по телу медного пробежала дрожь. Татс отдернул руку как раз вовремя — дракон резко рванулся к добыче, набрав полную пасть торчащих внутренностей. Во время еды он издавал короткое пофыркивание и, казалось, набирался сил с каждым проглоченным куском. К тому времени, как хранители покинули его, он уже придерживал передней лапой останки и отрывал целые куски мяса и кости. Похоже было, что он глотает их целиком.

— Ну, по крайней мере, стал есть, — заметила Тимара, когда они возвращались к костру.

От запаха жарящегося мяса у нее потекли слюнки. Девушка вдруг почувствовала себя ужасно голодной и очень уставшей.

— Ты думала, что он не выживет? — укорил ее Татс.

— Я не знала. Я вообще ничего не знаю о драконах.

— Мой Меркор будет жить, — напрямую заявила Сильве. — Он прошел слишком многое, чтобы просто взять и умереть в пути.

— Надеюсь, ты права, — примирительно ответила Тимара.

— Я знаю, что права, — настаивала Сильве. — Он сам мне это сказал.

— Хотела бы я, чтобы мой дракон так говорил со мной, — с завистью сказала Тимара.

Прежде чем Сильве успела ответить, из темноты появился Рапскаль. Его лицо блестело от жира, в руках он держал толстый ломоть мяса.

— Я принес это тебе, Тимара! Ты только попробуй! Оно такое вкусное!

— Мы уже идем, — заверил его Татс.

— Капитан Лефтрин сказал, что сегодня ночью мы все будем спать на палубе его корабля! — сообщил Рапскаль. — Сухая постель, горячая пища — что еще нужно для хорошей ночевки?

Из круга собравшихся у костра внезапно донеслась музыка — яркая, словно огненные искры.

* * *

Второй день месяца Молитв, шестой год Вольного союза торговцев

От Эрека, смотрителя голубятни в Удачном, — Детози, смотрительнице голубятни в Трехоге

Детози, прошу прощения за все трудности, которые ты недавно перенесла. Я выслал тебе сто мер желтого гороха. Береги его от сырости, потому что, отсырев, он быстро портится. Птицам скармливай только сухим. На том же корабле отправляю двух хорошо обученных молодых птиц, самку и самца, оба из потомства Кингсли.

Эрек

После трех дней пути вверх по реке Лефтрин признал, что все идет не так плохо, как он ожидал. Начало действительно вышло не самым гладким, но вскоре все наладилось. Драконы впервые самостоятельно поохотились, и это определенно произвело изменения в характере тварей. Они все еще зависели от той пищи, которую добывали для них охотники и хранители, однако теперь знали, что умеют убивать, и ежедневно пытались охотиться. С переменным успехом, конечно, но каждая удачная охота драконов облегчала ношу, возложенную на их спутников-людей. Юные хранители щедро хвалили подопечных за добычу, и те раздувались от гордости так, что казалось, вот-вот лопнут.

Лефтрин облокотился на фальшборт Смоляного, прислушиваясь к кораблю и к баюкавшей его реке. В загрубевших руках капитан держал тяжелую кружку с утренним кофе. По негромким звукам, доносившимся до его чуткого слуха из каюты, капитан понял, что Элис уже проснулась и одевается. Он не позволил своим мыслям задерживаться на подробностях этого действа. Нет смысла мучить себя. Оставалось надеяться, что скоро она выйдет на палубу. И капитан, и Элис просыпались рано, и Лефтрин радовался этим утренним минутам едва ли не больше, чем дружеским вечерним разговорам в компании. Вечера были прекрасны — с застольем, весельем и музыкой, но ему приходилось делить общество Элис с охотниками и вездесущим Седриком. Когда Дэвви играл на свирели, а Карсон — на арфе, она смотрела только на них. Джесс, к изрядной досаде Карсона, показал себя таким же хорошим охотником, как старый друг Лефтрина. И капитану казалось, что он тоже посматривает на Элис. Этот парень был замечательным рассказчиком, и за его суровостью крылась способность делать себя главным героем каждой истории; все, даже мрачный Седрик, смеялись над его рассказами. Песни и разговоры придавали вечерам неповторимую прелесть, но при этом отнимали у Лефтрина внимание Элис.

По утрам же она принадлежала только ему, потому что команда уже приучилась не обращаться в эти часы к капитану ни с чем, кроме самых безотлагательных вопросов. Лефтрин вздохнул и заметил, что улыбается. Честно говоря, он наслаждался даже ожиданием ее появления.

В последнюю ночь место, где разбили лагерь, было не таким сырым, как прежние, и капитан без колебаний предложил хранителям поспать на берегу вместе с драконами. Несколько лет назад при сильном разливе река нанесла на берег песка и гальки, образовав небольшой пляж. Там росла высокая трава и молодые деревца — необычайно солнечный лесок, к радости хранителей и их драконов. Пройдут годы, деревья раздадутся вширь и ввысь, и это место перестанет отличаться от прочих чащоб. Или же, подумал Лефтрин, следующий разлив может полностью смыть эту рощицу. Драконы крепко спали среди молодых деревьев. Тут и там, завернувшись в свои синие одеяла, лежали хранители. От углей ночного костра, разожженного из плавника, тянулась в синее небо тонкая струйка голубоватого дыма. Никаких признаков пробуждения.

И драконы, и хранители сильно изменились за то короткое время, что Лефтрин знал их. Люди перестали быть разрозненной группкой изгоев и превращались в дружное сообщество. Все они были непоседы, а парни вдобавок проявляли дерзость и нахальство. Они плескали друг в друга водой, дразнились, смеялись и кричали, как обычные мальчишки на пороге взросления. За эти три дня благодаря ежедневной гребле ребята успели нарастить мышцы. Девушки вели себя не так шумно, но и в них происходили перемены, пусть и не проявлявшиеся столь явно. Ребята соперничали за их внимание, и иногда это соперничество принимало грубые формы. А девушки, похоже, наслаждались вниманием парней ничуть не меньше, чем драконы. Они прихорашивались и красовались, каждая на свой лад.