— Объясни толком, что произошло.

— А ты не слышал?

— Нет, я же говорил, что только приехал.

— Да, извини, ты говорил. Я просто еще не отошла.

Усевшись поудобнее и обхватив меня за корпус руками, Милена заглянула мне в глаза и сказала:

— Я ведь тебя почти похоронила.

… Это был жест отчаяния со стороны каганата. Последний довод проигравшего. Шаг в пропасть.

Вечером вчерашнего дня, когда стало окончательно понятно, что республиканская армия прорвала фронт и выходит к северным рубежам каганата, а все силы, брошенные в наступление, остались в окружении под Самаком и вряд ли оттуда выйдут, Орду-улем решился на крайние меры.

По авангардным частям наступающих был нанесен артиллерийский удар. Снарядами, начиненными отравляющими веществами. Что именно было начинкой, толком еще никто не знает. Говорили, что зарин. Или заман…

Под удар попали два пехотных батальона и танковая рота республиканцев. Индивидуальных средств защиты от химического оружия у них не было. Противогазы и ОЗК[11]даже не брали с собой. Просто никто не знал, что у каганата есть отравляющие вещества.

В результате почти сто человек погибли только в первый час после удара. И еще в два раза больше солдат попали в госпитали с сильнейшими отравлениями. Половина из них не переживет этой недели.

Больше всех досталось пехоте, танкисты в своих бронированных машинах проскочили опасный участок, но вынуждены были остановиться, чтобы подождать пехоту. Они и вызвали помощь.

Наступление было приостановлено. К месту трагедии в спешном порядке подтягивали отставшие тылы, где и были химики и врачи.

Они срочно развернули полевой госпиталь и принялись за пострадавших. Из республики к Самаку были направлены несколько самолетов с необходимым оборудованием, лекарствами, врачами. А также несколько тысяч комплектов защитной формы, противогазов и индивидуальных аптечек с препаратами.

Когда о произошедшем стало известно центральному руководству республики, а потом и только создаваемому правительству воссоединенной Русинии, было принято несколько решений.

Во-первых, было решено нанести мощный бомбо-штурмовой удар по всем выявленным местам расположения военных частей каганата на всю его глубину. При этом использовать оперативно-тактические ракеты и стратегические бомбардировщики — целое звено из четырех машин. Во-вторых, привлечь средства массовой информации, в том числе и зарубежные, чтобы показать злодеяния каганата и еще раз выставить его в самом неприглядном свете. Это лишний раз докажет правильность предпринимаемых шагов новой Русинией по отношению к временно отторгнутым землям.

Одновременно с этим штаб южного направления, или как теперь они именовался — оперативный штаб командования южным фронтом, — решил осуществить обходной маневр и нанести главный удар восточнее, тем самым пробив основную линию обороны каганата в наименее защищенном месте. Дополнительный авиаудар и артподготовка были нанесены именно по этому району.

В общем, вышло как нельзя лучше. Весь мир узнал о злодеяниях каганата и тех, кто за ним стоит. После чего даже самые рьяные противники Русинии вынуждены были прикусить языки. А новообразованная республика получила дополнительный козырь и карт-бланш для последующих шагов. Все вышло действительно здорово, и я даже подумал, что политическая верхушка Русинии могла как-то подтолкнуть каганат к применению химического оружия. Через своих людей, сидящих в руководстве Орду-улема. Это было в стиле новых властей республики. Ведь отдали они магистраль на съедение в обмен на политическую инициативу.

Впрочем, так это или нет — точно не узнать. Да и не надо мне этого…

— А обо мне ты чего переживала? — спросил я Милену, осторожно гладя по голове. — Я ведь был далеко от места удара.

— Да? Как раз я и имела все основания. Когда стало известно об ударе, нашему редактору и твоему Голыбину было приказано совместно организовать выезд к месту трагедии машины с представителями прессы. Должны были прилететь представители центральных газет и репортеры. Голыбин разыскивал тебя, я точно знаю. Он и в редакцию пару раз звонил, меня спрашивал. Потом пропал. А потом я узнала, что две машины ушли на юг. И одна из них — «алдан». Что я могла еще подумать?..

— Бедная моя. — Я гладил Милену, а сам думал, каково было ей сидеть здесь, зная, что я уехал в самое пекло, под облако газа, не имея даже простого респиратора.

— Артур, я чуть с ума не сошла. Из рук все падало, работать не могла. Редактор отпустил меня домой, а там было еще хуже… Я успокоительных наглоталась, заснула даже…

— Все позади. Я здесь, живой и здоровый.

Она молчала, прижималась ко мне все сильнее, удерживая слезы из последних сил.

Видя, что девчонка опять на грани истерики, я поднял ее на руки и отнес на кровать. Уложил, лег рядом, обнял и стал осторожно гладить по спине, шее, голове, Шепча на ухо всякие глупости, лишь бы попасть в ритм движениям руки.

Постепенно она успокоилась, затихла. Обмякла. Задышала ровнее, ее руки обняли меня. Кожа стала горячей. Она сама стянула с себя тонкую футболку и нашла своими губами мои…

Последний день октября в Русинии отмечался как праздник чего-то там традиционного обрядового. Что-то из местных знаменательных дат. По этому поводу в городе и стране намечались торжества, но последние события заставили изменить привычный порядок дел.

И все равно как-то где-то праздник отмечали. И освещать в прессе его следовало в обычном порядке, то есть всесторонне.

Поэтому Милена утром и убежала ни свет ни заря. Я еще не встал с постели, а она уже приняла душ, привела себя в порядок, оделась, чмокнула меня в щеку и махнула рукой.

— Спи. Тебе надо восстановить силы.

— Разве я похож на немощного? — деланно удивился я. — Вроде повода так думать не давал, а?

Милена смутилась. Ночью я действительно не давал повода заподозрить себя в слабости.

— Все равно. Отдыхай.

Она опять поцеловала меня, увернулась от моих рук, погрозила пальцем.

— Хватит, хватит!

От вчерашней печали и отчаяния не осталось и следа. Она вновь была сама собой. Живой, задорной, полной энергии.

— Я позвоню.

— Это я позвоню. И заеду за тобой после обеда. Сходим в ресторан, отметим встречу и праздник.

— Посмотрим. Работы много.

— И смотреть нечего. Обойдется редактор без незаменимого сотрудника полдня. И не спорь.

Одарив меня лучезарной улыбкой, она убежала.

Едва хлопнула дверь, я вскочил, принял душ, оделся и тоже выбежал из квартиры. Время — восьмой час утра, следовало поспешить. Надо поработать с аппаратурой, просмотреть записи, сделать сводку новостей для парней. И попробовать выяснить дальнейшие намерения датлайцев. Вдруг они, ища своих, совершат какую-нибудь ошибку и вылезут из логова? Тогда все проблемы будут решены одним махом…