Признавая мягкий упрек, Мон Дивен склонил голову.

Пристальный взгляд Избранной задержался на одном из тех, кто сидел за столом. Мускулистый, изящный человек до сих пор не произнес еще ни слова. Таков был его обычай. Он слушал, думал и всегда был очень спокоен. И, пожалуй, Долей он был наделен так щедро, как никто в Хайфесте. Она сама видела, как однажды он одним прикосновением успокоил рыдающего ребенка и вернул от самого смертного края воина Килкри-Хейга, которого на одной из горных троп задел сорвавшийся со скалы камень. Она давно любила его, издали, платонической любовью, что его, бездетного, как все на'киримы, вполне устраивало, но иногда они находили утешение в объятиях друг друга.

Он пошевелился под ее вопросительным взглядом.

— Грезящий опять говорил? — спросил он.

— Он шептал и бормотал. Казалось, что его сон чем-то потревожен, но писцы мало что поняли. Ничего существенного.

Амонин одарил ее почти скорбной улыбкой.

— Тогда, я думаю, мы мало что можем сделать. Лучше всего и дальше придерживаться нашего уединения и молчания. За одним исключением: возможно, стоило бы рассказать о наших подозрениях Ленору ок Килкри-Хейгу.

Сирис улыбнулась. Как всегда, они думали одинаково.

— С согласия Конклава я составлю сообщение и отправлю его Тану, — сказала она. — В нем будет сказано, что, возможно — только возможно, — в долине Гласа появился какой-то, он или она, на'кирим, который служит Темному Пути. Мы обязаны Крови Килкри за то, что она в течение многих лет поддерживает безопасность Хайфеста. Насколько такое предупреждение может пригодиться Ленору, я не знаю.

— Это и все, что мы можем сделать? — спросила Ишенна.

— Это будет решать Конклав, но я предложила бы пока внимательно наблюдать за Мечтателем, изучать все, им сказанное, и чутко следить за дальнейшими волнениями в Доле. Это как раз приличествует целям, для которых Хайфест был изначально передан на'киримам Калкеном ок Килкри. Мы ждем, наблюдаем и изучаем.

Избранная увидела на лице Ишенны сомнение. Нет, не прямой протест, но по меньшей мере сомнение.

— Алайен? — спросила она.

— Ждать и наблюдать, — без колебаний ответила Алайен.

— Ждать и наблюдать, — согласился Мон Дивен, И Олин и Амонин. И, после едва уловимой заминки, Ишенна.

* * *

Конклав был распущен, Избранная удалилась в свою аскетическую палату. Она очень устала. Сирис осторожно сняла с шеи цепь и опять уложила ее в дубовую шкатулку. Она была девятой, занимавшей пост Избранной Хайфеста. Интересно, неужели все ее предшественники тоже чувствовали, что столь высокий пост им не по плечу, как это иногда казалось ей?

Размышления Избранной прервал осторожный стук в дверь. Она его ждала.

— Входи, Ишенна, — отозвалась она.

Женщина вошла с приличным для самого молодого члена Конклава скромным видом.

— Простите мое вторжение, Избранная, — сказала она.

Сирис отмахнулась от извинений и предложила сесть.

— Это не вторжение, Ишенна. Все равно наедине с моими мыслями покоя не будет. Боюсь, что такое же творится со многими из нас.

Ишенна разгладила платье на коленях. Тревога на ее лице была так же заметна, как шрам на щеке.

— О чем ты хочешь со мной поговорить? — спросила Сирис.

— Я думаю, ни о чем, чего бы вы уже не знали, Избранная. Я не хочу обсуждать решение Конклава, но…

— …но тебя раздражает мысль о бездеятельности. О терпении, — закончила за нее Сирис.

— Я же говорила, вы все уже знаете.

— Еще я знаю о твоих сомнениях, честных сомнениях. А что именно сделала бы ты?

— Я не уверена, Избранная. Но в душе мне все же хочется большего, чем просто сидеть и ждать. Я знаю, что Иньюрен покинул это место еще до того, как сюда пришла я, но с самого момента моего появления здесь я слышала о нем все только самое хорошее. Так неужели его смерть не заслуживает большего отклика? Не может ли один из нас отправиться на север и попытаться выяснить, что произошло в действительности?

— Один из нас, это ты? — вздернула брови Сирис.

Ишенна встретила ее взгляд без всякого смущения.

— Я довольно хорошо умею прятаться и смогу пройти незамеченной. Если меня не ждут и не разыскивают. Я бы не побоялась попытаться, Избранная.

— Нет. Я уверена, что этого не надо делать. Когда Седой Калкен просил Лоррина прийти в Хайфест и основать библиотеку, архив и место для научных исследований, он сказал, что желал бы собирать, хранить и изучать знания, суждения и память. Он видел, что каждый раз, когда по миру проносилась буря — такая, как, например, конец врейнинов, падение Королевств, — она уносила с собою большую часть того, что было прежде, и оно утрачивалось. Они с Лоррином надеялись, что это место станет хранилищем и укрытием знаний, и, что бы ни произошло в мире, народы не утратят знаний и памяти. Они были великими людьми с прекрасными надеждами. Их надежды до сих пор поддерживают всех нас. Уверена, что и тебя тоже.

— Конечно, Избранная.

Сирис продолжала:

— Итак, мы прячемся за этими толстыми стенами. Мы держимся в стороне от пристальных глаз хуанинов тех земель, в которых обитаем. Прости, Ишенна, если мой вопрос покажется тебе глупым, но, как ты думаешь, почему?

После короткого колебания Ишенна тихо ответила:

— Потому что они боятся на'киримов и не доверяют им. Потому что не все так терпимы к ним, как таны Килкри.

— Именно. Хайфест — единственное место, в котором занимаются учебой и исследованиями. И оно отдано нашему племени. Убежище от грубости, с которой и хуанины, и киринины имеют обыкновение обходиться с нами. Как и Диркирнон. Существует всего несколько мест, где такие, как ты и я, могут жить в мире. Удивишься ли ты, если я скажу, что понимаю причины этого? Иногда я чуть ли не сочувствую тем, кто нуждается в самом ничтожном поводе, чтобы наброситься на на'киримов.

Она видела и ощущала удивление, которое вызывали ее слова.

— Много ужасного было сделано многим, многим на'киримам после Войны Порочных, в Бурные Годы и после них. Ты сама знаешь, но, возможно, не слишком задумывалась над тем, что ужасные вещи творились и самими на'киримами. Орлан, заключивший в темницу рассудок короля и заставивший его предать собственный народ. Задолго до него был такой Минон Мучитель; Дортин, который все свои дарования и силы употребил на полное искоренение волчьего вида, всей расы. Их много, Ишенна. Много, чьи таланты стали страшным оружием. Больше всего хуанины запомнили Орлана и поминают его с наибольшей горечью, а ведь он был не единственный и далеко не самый худший.

— Я все-таки не совсем понимаю, — пробормотала Ишенна.

— На мне лежит ответственность за сохранность Хайфеста и того, что в нем находится. Неблагоразумно использовать мощь Доли для вмешательства в споры хуанинов. Предположим, мы хотели бы сделать доброе дело, однако своим вмешательством можем только напомнить людям, кто мы есть, то есть напомнить им о том, чего они боятся.