Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если хотите отправить, то придется действовать по правилам, — продолжал Дэйн.
Она снова как будто ждала знака от мужчины, но тот не шевелился и не отрывал взгляда от Дэйна. Наконец, с видимой неохотой, она поставила ящичек на край небольшого стола и отступила назад, готовая снова схватить его. Дэйн сделал снимок посылки и протянул микрофон для записи голоса.
— Подтвердите, что вы посылаете это с условием особой сохранности, джентльфем, и назовите свое имя, дату, а потом прижмите палец вот здесь.
— Хорошо, раз таковы правила, я сделаю это. — Но она снова взяла ящичек и прижала его к себе, а потом потянулась за микрофоном.
Но не закончив свое движение, ее рука, протянутая к микрофону, скользнула по запястью Дэйна и необыкновенно длинный ноготь царапнул его тело. Он был слишком поражен, чтобы пошевелиться, и тут же его руки и ноги онемели, а запись упала на пол. У него хватило сил, чтобы повернуться к двери, но он не сделал ни шага. Последнее ясное воспоминание — он опускается на колени и улавливает все тот же неподвижный взгляд мужчины в кресле, который и не пошевелился. И сразу же вслед за этим, он ползет по болоту и жидкой грязи, и просыпается в гостинице, чтобы вслед за этим добраться до “Королевы”.
Очнувшись, он увидел лазарет и склонившегося к нему с иглой в руке Тау. На этот раз Дэйн отчетливо помнил все, что вызвало в его памяти глубокое зондирование.
Глава 3
НЕПРИЯТНОСТИ С ГРУЗОМ
— Запись, — вслух выразил Дэйн первую же мысль.
— Это не единственная вещь, которую неизвестный не принес с собой, — ответил Джелико.
— Ящичек?
— Его здесь нет. Возможно, это была только приманка.
Дэйн почему‑то не поверил в это. Действия женщины, насколько он помнил, говорили о другом. А может, она просто должна была отвлечь его внимание, чтобы он не подозревал о готовящемся нападении? Дэйн знал, что собравшиеся в лазарете знали все подробности его воспоминаний. Зондирование не только записывалось, но и транслировалось, пока он был без сознания.
— Как я попал из “Денеба” в гостиницу? — удивился Дэйн.
Было что‑то еще, какое‑то раздражающее воспоминание о мелькнувшем лице, но он не был уверен. Видел ли он, падая, другого человека? В этом не было уверенности.
— Вас могли перенести как пьяного, — заметил Али, — это для порта обычная картина. И я понял, что вы, уходя, никого не расспрашивали.
— Мне нужно было вернуться на корабль, — ответил Дэйн, думая о ящичке, который казался таким важным для женщины и был небольшим, так что его можно было легко спрятать, но они обыскали сейф, каюту… — Ящичек…
Капитан Джелико встал.
— Примерно вот такого размера, — показал он руками в воздухе.
Дэйн утвердительно кивнул.
— Хорошо, мы поищем.
Дэйн хотел принять участие в поисках, но был прикован к постели собственной слабостью — действие второго укола, сделанного Тау, кончилось, и Дэйн почувствовал такую сонливость, что не мог с ней бороться. Он знал, что поиск, организованный капитаном, дойдет до самой обшивки “Королевы”. Очнувшись и чувствуя себя гораздо лучше, Дэйн узнал, что поиск не увенчался успехом. У них на руках был мертвец в глубоком охлаждении и больше ничего, если не считать записи зондирования, которую снова и снова просматривал капитан Джелико в поисках мельчайших деталей. К перечню можно было добавить лишь одно предположение, что человек, видевший уход Дэйна, может быть, был все еще в “Денебе”.
— Если они видели Дэйна, то для них это было неожиданностью, — но было слишком поздно менять план, а мы ничего не можем предпринять, пока не доберемся до патрульного поста на Трьюсе. Готов поклясться, что там, где мы искали, нет никакого ящичка.
— Эта женщина, — сказал связист Тан Я, прихлебывая земной кофе в кают–компании, — чужак. Любопытно… — Из внутреннего кармана он извлек блокнот, резкими уверенными движениями сделал набросок и показал его Дэйну. — Похоже?
Дэйн изумился. Как и все члены экипажа, Тан Я имел хобби, скрашивающее скуку дальних перелетов, но Дэйн считал, что его хобби — сооружение миниатюрных электронных приборчиков и игрушек, и не знал, что связист–марсианин еще и художник. Дэйн рассматривал рисунок, сопоставляя его со своими воспоминаниями.
— Лицо… уже у подбородка, глаза… чуть более раскосые, а может, они показались такими из‑за маски.
Тан Я взял блокнот, немного подправил рисунок и лицо изменилось.
— Да! — воскликнул Дэйн, удивляясь полученному изображению.
Связист передал рисунок капитану и тот долго рассматривал его, потом передал Тау, а врач в свою очередь Стину Вилкоксу. Штурман поднес рисунок ближе к свету.
— Ситлит…
Дэйну это слово ничего не сказало, но капитан чуть не выхватил блокнот у своего заместителя и снова стал его разглядывать.
— Вы уверены?
— Ситлит, — убежденно повторил Вилкокс, — …не подходит.
— Да, — гневно согласился капитан.
— А кто это Ситлит? — спросил Тау. — Или что?
— И кто, и что, — ответил Вилкокс. — Чужаки, гуманоидные, но чуждые в десятой степени.
Дэйн с удивлением взглянул на рисунок, лежащий перед капитаном. Чуждые в десятой степени! Ксенобиология входила в курс подготовки суперкарго, поскольку от ксенобиологических знаний часто зависел успех торговли с чужаками. Изучение чужих обычаев, желаний и личностных факторов никогда не прекращалось, но Дэйн не знал, что чуждые до такой степени существа могут так походить на человека. Это все равно, что представить себе земную змею в человеческом образе.
— Но она… она говорила разумно. И она… очень похожа на человека, — возразил Дэйн.
— И она отравила вас, — сухо заметил штурман. — Она не смазывала Ноготь ядом. У нее в пальце ядовитая железа! Не знаю, как она могла оказаться столь похожей на человека. Но Ситлит на Ксечо! Их считают привязанными к родной планете. Открытое пространство вызывает у них такой ужас, что любая попытка увезти их в космос кончается смертью — они ругаются до смерти. Мир у них в инфракрасном свете, поэтому мы их нечасто навещаем. В лаборатории на Барбароссе я видел одного в глубоком охлаждении. Детеныша… Его ядовитые мешочки были пустыми. Он пробрался на патрульный корабль и там спрятался, а когда его обнаружили после старта… — Вилкокс пожал плечами, — все было кончено. Но