Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ключ два раза повернулся в замке, и в комнату вошёл Аполлон Артамонович.
— А, Максим Андреевич, — сказал он, принюхиваясь. — Я Вам помешал. Я, собственно, на минуту — позволите?
Я пожал плечами. Волшебник запер дверь, подошёл к столу и опустился в гостевой стул. Какое-то время он изучал содержимое блюдца, потом заметил среди бумаг пропуск. Протянув руку, маг взял его.
— Хулиганьё, — сказал он, изучая документ на свет.
Я не ответил. Шеф опустил пропуск в карман и снова уставился на меня — бежевый, безупречный.
— Они все устали, — сказал он. — Они очень устали... Они много спорят, но всё не о том, а я сбежал к Вам... Это плохо, как Вы думаете?
Я пожал плечами. Аполлон Артамонович смотрел на меня, сцепив пальцы на животе.
— Ну, хорошо, — сказал он, наконец. — А что она ещё могла сделать, по-Вашему? Неужели Вы думали, что я просил Вас быть рядом с нею лишь для того, чтобы Вы шпионили за ней? Помилуйте, Максим Андреевич!.. Если бы я хотел иметь шпиона, я выбрал бы кого угодно, но только не Коробейникова: Вы чересчур много думаете, когда надо действовать, но, чёрт возьми, чересчур много действуете, когда надо подумать. Как Вы считаете — как Вы сами считаете — ситуация, когда всё Управление стоит на ушах из-за одной проказливой девчонки, — это нормально?!
Он даже раскраснелся немного, глядя мне прямо в лицо. Я вздохнул:
— Вы за этим пришли?
Волшебник на мгновение прикрыл глаза.
— Нет, разумеется, — сказал он прежним тоном. — Я просто устал, извините.
Расслабившись, он оплыл в кресле. Шли минуты.
— Аполлон Артамонович, — не зная, зачем, заговорил я. — Никто не хочет меня понять, никто не слушает, никто не спрашивает даже, почему так, а не иначе, всем кажется, что они понимают, а я... Я просто неважный рассказчик, — я перевёл дух. Шеф смотрел на меня с любопытством. — И я понимаю, что так делать нельзя, но в то же время, если бы у меня был второй шанс, я бы повторил всё это, лишь бы только она научилась...
— Чему? — спросил маг.
— Жить, — просто ответил я. — Жить своей головой, ни на кого не оглядываясь, и...
— А Вы сами умеете?
— Обо мне речи нет, — отмахнулся я. — Вы ведь понимаете...
— Позвольте! — прервал меня Аполлон Артамонович. — Стало быть, Магистрат стоит на ушах, пытаясь понять, что натворил Коробейников и чего теперь ждать от девицы, которая и до его выходок была явно не сахар, а теперь и подавно, ему сходит с рук всё то, за что другой бы уже давно схлопотал лиловую карточку, а он сидит тут и рассуждает, что, мол, о нём речи нет. Нет, простите меня, Максим Андреевич, но, если Вы вдруг не заметили, все речи сейчас ведутся как раз-таки о Вашей персоне. Все затаили дыхание и гадают, что станут делать теперь Коробейников и его протеже!
— И чего вы от меня хотите? — спросил я.
Маг смотрел на меня изучающе.
— Ну, о чём-то же вы думали, когда сюда шли?
Волшебник наморщил лоб:
— О чём-то думал... Скорее всего, о работе. Я вообще много думаю о работе, хотя это, говорят, вредно.
Мы помолчали. Постепенно выражение лица шефа смягчилось.
— Аполлон Артамонович!.. — начал я неуверенно. — Я... Можно, спрошу?
Маг кивнул.
— Я... Если я сейчас вот умру... Что со мной будет?
Старый волшебник посмотрел на лежащую на блюдце капсулу и усмехнулся:
— А мне казалось, Максим Андреевич, что Вы у нас теперь эксперт в этом вопросе.
— В прошлый раз я был в антураже, — возразил я. — Развоплотился, и всё. Я имею в виду: если я сам специально умру с тем, чтоб моя душа возродилась потом в другом теле... Я... Я же останусь в Сказке?
— Максим Андреевич, как с Вами трудно!.. — Аполлон Артамонович заёрзал, устраиваясь поудобнее. — Порою Вы так ставите вопрос, что... Вы два года провели в нашей среде и должны знать всю подноготную не хуже меня. Почему же Вы до сих пор думаете, будто Вы на особенном положении? Почему Вы считаете, что сценарии смерти и воскрешения для туристов работают, а для Вас — нет?
— Ну... — я растерялся. — Я ведь не турист.
— Что Вы говорите!..
— Я — маг.
Шеф прищурился:
— И Сказка, конечно же, Вам подчиняется?
— Ну... — я стушевался. — Нет, но...
— А почему она Вам не подчиняется, знаете? Да потому, что Вы вообразили о себе невесть что, позабыв, что ей дела нет до того, кто Вы есть, да ещё потому, что вместо того, чтоб начать что-то делать, Вы, как я к Вам ни зайду, всё сидите, уставившись в книгу, и в ус не дуете.
Я почувствовал себя уязвлённым.
— Дверь, — сказал я.