И здесь я не добился удовлетворительного успеха. Я процитировал эти выдержки из стенограммы, чтобы показать, каким тоном приходилось говорить, чтобы хотя бы немного подействовать на безучастные ко всему головы из главной ставки фюрера. Я часто заступался за таких несчастных, которые по каким-либо причинам, иногда совершенно смехотворным, вступали в конфликт с партийными органами и вдруг совершенно неожиданно оказывались в концентрационных лагерях или в штрафных частях. К сожалению, подобные случаи редко становились известными. Кроме того, сильная перегруженность работой, а также волнения и заботы того времени часто не давали никакой возможности думать об оказании помощи другим.

Ведь сутки и в то время тоже имели только 24 часа. Мне приходилось два раза в сутки ездить к фюреру, что при напряжённой обстановке было почти правилом, — два раза из Цоссена в Берлин, в имперскую канцелярию, и обратно, т. е. четыре раза по 45 мин., а всего три часа. Доклады у Гитлера продолжались два, а большей частью три часа, итого шесть часов. Таким образом, на одни только доклады об обстановке на фронтах я затрачивал по восемь — девять часов, отнюдь не занимаясь при этом какой-либо полезной работой. Занимались одними разговорами, переливали из пустого в порожнее. Кроме того, Гитлер после совершённого на него покушения требовал, чтобы я присутствовал также на докладах штаба оперативного руководства вооружёнными силами и на докладах представителей родов войск вермахта. В условиях нормальной обстановки это желание фюрера было, пожалуй, законным. Мой предшественник в последние дни своей деятельности очень часто, сделав первым доклад, немедленно покидал ставку. Это очень не понравилось Гитлеру, и он приказал мне присутствовать на других докладах.

В то время я был сильно перегружен работой, так что слушать несколько часов подряд заурядные речи, например, представителей почти парализованных военно-воздушных и военно-морских сил, было очень мучительно и морально и физически. Склонность Гитлера к произнесению длинных монологов не уменьшилась даже в связи с ухудшением военного положения нашей страны, скорее наоборот. В бесконечно длинных речах он пытался объяснить себе и другим причины наших военных неудач, при этом всю вину за эти неудачи он сваливал на других людей или объяснял стечением обстоятельств, никогда не считая себя в чём-либо виновным. В те дни, в которые мне приходилось ездить на доклад к фюреру два раза в сутки, я возвращался в Цоссен только утром. Нередко мне только к 6 часам утра удавалось ненадолго прилечь. В 8 час. на доклад приходили офицеры генерального штаба сухопутных войск с утренними сводками групп армий. Доклады продолжались, с перерывами для принятия пищи, до тех пор, пока мне не сообщали, что готова машина для поездки в имперскую канцелярию.

Очень часто моё пребывание в Берлине затягивалось из-за воздушных тревог, во время которых Гитлер начинал проявлять заботу о моей жизни и запрещал выезд из города. Поэтому очень часто на вечерний доклад к фюреру я посылал своего первого помощника генерала Венка, чтобы иметь возможность спокойно обдумать обстановку или заняться делами, накопившимися в Цоссене. Часто я своей неявкой выражал Гитлеру протест против его выпадов, которые он нередко делал во время бурных вспышек гнева против офицерского корпуса или же против всех сухопутных войск. Конечно, он догадывался, в чём дело, и несколько дней держал себя в руках; но это продолжалось недолго.

30 января русские начали крупное наступление в Венгрии, на участке фронта 2-й танковой армии, южнее озера Балатон. На Одере русские подтянули свои силы в район Олау (Олава), видимо, для расширения там предмостного укрепления. На предмостном укреплении под Любеном было также отмечено прибытие новых подкреплений. Южнее р. Варта противнику удалось осуществить прорыв оперативного значения. Севернее р. Варта русские, наступая в западном направлении, овладели районом Золдин (Мыслибуж), Арнсвальде (Хощно), угрожая Штеттину (Щецин). Атаки противника южнее Браунсберга (Бранево), под Вормдиттом (Ориета), севернее Алленштайна (Олыптын) и южнее Бартенштейна (Бартошице) свидетельствовали о том, что он стремится перехватить наши наступающие в западном направлении части и ударить им в тыл.

Крепость Кёнигсберг (Калининград) оказалась с юга и с запада зажатой противником в клещи.

31 января русские атаковали наш фронт в Венгрии, между Дунаем и озером Балатон. К северу от Дуная противник готовился к наступлению. С предмостного укрепления на Одере у Штейнау (Сцинава) он готовился нанести удар по району Заган (Жегань), Коттбус. Продолжалось наступление русских по обе стороны р. Варта. Были прорваны слабые и почти не занятые нами оборонительные позиции дуги Одер, Варта. В Померании нам удалось временно задержать наступление противника на рубеже Шлоппе (Члопа), Дейч-Кроне (Валч), Конитц. В Восточной Пруссии он продвигался в Направлении Хейлеберга (Лицбарк). В Прибалтике противник намеревался возобновить своё наступление.

Ужасный месяц январь подтвердил все наши опасения в отношении крупного наступления русских.

Гитлер и его штаб оперативного руководства неумело руководили операциями на западе и с опозданием обратили своё внимание на Восточный фронт. Всё это, так же как и назначение профана на должность командующего группой армий «Висла», на которую возлагалась ответственная задача, явилось причиной исключительно быстрого развития успеха противника. Фактически противник отрезал от рейха как Восточную, так и Западную Пруссию, создав тем самым два изолированных друг от друга очага сопротивления, два острова, которые могли снабжаться только воздушным или морским путём. Их потеря являлась лишь вопросом времени. Авиация и флот вместо того, чтобы выполнять свои боевые задачи, занимались только снабжением окружённых частей боеприпасами и продовольствием, что вызывало ещё большее ослабление наших и без того слабых военно-морских и военно-воздушных сил. Чем больше русские убеждались в нашей слабости, тем решительнее они действовали. Их танки становились дерзкими.

26 января Гитлер приказал сформировать танкоистребительную дивизию. Название этого нового соединения звучало красиво и многообещающе. Но больше ничего и не было. В действительности же это соединение должно было состоять из рот самокатчиков под командованием храбрых лейтенантов; вооружённые фауст-патронами расчёты этих рот должны были уничтожать Т-34 и тяжёлые русские танки. Дивизия вводилась в бой поротно. Жалко было храбрых солдат!

В первые дни февраля наше положение как на Восточном, так и на Западном фронте стало роковым.

На востоке группа армий «Курляндия», вопреки всем моим стремлениям эвакуировать её, продолжала оборонять двадцатью пехотными и двумя танковыми дивизиями северную часть Курляндия. В эту группу армий входили хорошие, боеспособные части. Гитлер разрешил эвакуировать лишь четыре пехотные и одну танковую дивизии.

Группа армий «Север» была зажата противником в клещи в районе Замланд, Кёнигсберг (Калининград) и к югу от него, в районе Эрмланда. Она, так же как и группа армий «Курляндия», снабжалась морским и воздушным путём. Девятнадцать пехотных и пять танковых дивизий, входивших в эту группу, понесли значительные потери. К этой группе присоединились, кроме того, остатки других разбитых дивизий.