—Я тоже буду кричать и кидаться на людей, как клирик? — спросила Розамунда.

— Нет, — успокоила ее Киврин, выдавив улыбку. — Постарайся отдохнуть. У тебя где-нибудь болит?

—Живот. И голова. Сэр Блуэт говорил, что от горячки человек пускается в пляс. Я думала, он меня просто пугает. Он сказал, что больные пляшут, пока изо рта не хлынет кровь, а потом умирают. Где Агнес?

— На чердаке, с твоей матушкой.

Киврин велела Эливис закрыться с Имейн и Агнес на чердаке, что Эливис и сделала, даже не оглянувшись на Розамунду.

— Отец скоро приедет... — пробормотала девочка.

— Ты отдохни пока, поспи.

— Бабушка говорит, что бояться своего мужа — смертный грех, но я ничего не могу поделать. Он трогает меня бесстыдным образом и рассказывает всякие страшные небылицы.

«Чтоб ему умереть в страшных муках, — пожелала Киврин. — Чтоб он уже заразился и заболел».

— Отец наверняка в дороге, — продолжила Розамунда.

— Постарайся заснуть.

—Теперь сэр Блуэт не посмел бы меня коснуться. — Она закрыла глаза. — Настал бы его черед бояться.

В комнату вошел Рош с охапкой одеял и снова удалился. Киврин набросила на Розамунду все разом, подоткнула по краям, а сверху укутала меховым покрывалом с кровати клирика.

Тот лежал смирно, однако в дыхании опять появились хрипы и время от времени даже кашель. Язык, вываливающийся из полуоткрытого рта, порос белым мхом.

«Я не допущу такого для Розамунды, — думала Киврин. — Ей всего двенадцать». Должен быть какой-то выход. Должен! Бацилла чумы — это бактерия. Она гибнет от стрептомицина и сульфамидов, но получить их вручную нет возможности, а где переброска, неизвестно.

Гэвин уехал в Бат. Разумеется. Ради бросившейся к нему на шею Эливис он готов скакать хоть на край света, даже за ее супругом.

Киврин попыталась прикинуть, сколько займет дорога в Бат и обратно. Семьдесят километров. Если гнать коня во весь опор, то в Бате рыцарь будет дня через полтора. Значит, всего три. Если не задержится, если найдет лорда Гийома, если не заболеет. Доктор Аренс говорила, что без ухода заболевший чумой умирает на четвертый - пятый день. Киврин сомневалась, что клирик продержится так долго. У него опять подскочила температура.

Киврин вспомнила про медицинский ларец Имейн, который задвинули под кровать, когда устраивали Розамунду. Вытащив его, она принялась перебирать сухие травы и порошки. Современники пытались спасаться от чумы домашними средствами типа зверобоя и паслена, от которых проку не больше, чем от толченых изумрудов. Вот если бы раздобыть блошницу... Но ее розово-фиолетовых цветков Киврин в полотняных кисетах не обнаружила.

Вернувшегося отца Роша она отправила нарезать у ручья ивовых веток и заварила на них горький настой. Рош попробовал и поморщился.

— Что это за отвар?

—Аспирин, — ответила Киврин. — Надеюсь.

Рош влил целую кружку клирику, который уже не разбирал вкусов, и температура, кажется, слегка спала. У Розамунды же она неуклонно ползла вверх, к вечеру девочку стал бить озноб. Когда Рош ушел служить вечерню, до нее уже дотронуться было горячо.

Откинув покрывала, Киврин стала обтирать Розамунде руки и ноги прохладной водой, чтобы сбить жар, но девочка возмущенно вырывалась. «Сударь, вы ведете себя неприлично, — едва выговорила она, выбивая дробь зубами. — Я все обязательно расскажу отцу, когда он приедет».

Рош не возвращался. Киврин зажгла сальные лампадки и стала подтыкать одеяла у Розамунды, недоумевая, где мог задержаться священник.

В тусклом свете лампадок Розамунда выглядела еще хуже: бледная, осунувшаяся. Она что-то бормотала, снова и снова повторяя имя Агнес, один раз воскликнула с досадой: «Что же его все нет и нет? Давно пора быть».

Давно пора, согласилась Киврин. Колокол отзвонил вечерню полчаса назад. «Он на кухне, — успокаивала она сама себя, — готовит нам суп. Или поднялся к Эливис рассказать, как тут Розамунда. Он не заболел». Однако она все же встала, вскарабкалась на подоконник и выглянула во двор. Холодало, темное небо затягивали тучи. На дворе было пусто — ни огня, ни души, ни звука.

За спиной открылась дверь, Киврин, облегченно улыбнувшись, спрыгнула с подоконника.

— Где вы были? Я... — Она запнулась на полуслове.

Рош пришел в стихаре и принес елей с виатиком. «Нет, — подумала Киврин, оглядываясь на Розамунду. — Нет!»

—Я ходил к Ульфу-старосте. Соборовал.

«Слава богу, не Розамунда», — мелькнуло у Киврин. И только тут она осознала. Рош ходил в деревню.

— Вы уверены? У него чума? Нарывы?

— Да.

— Сколько у него домочадцев?

— Жена и двое сыновей, — устало проговорил Рош. — Я наказал ей носить повязку, а сыновей отправил резать ивовые прутья.

— Хорошо, — одобрила Киврин.

На самом деле ничего хорошего. Хотя нет, по крайней мере это бубонная форма, не легочная, так что у жены и сыновей еще есть шанс уберечься. Но скольких Ульф уже заразил, и от кого заразился сам? Он ведь к клирику даже близко не подходил. Значит, скорее всего от слуг.

— Еще больные есть?

— Нет.

Это тоже ничего не значит. За Рошем посылают, только когда дела совсем плохи, когда человек уже при смерти. На самом деле в деревне могли заболеть уже трое-четверо. Или дюжина.

Киврин опустилась на подоконник, размышляя, что же теперь делать. «Уже ничего. Ничего не поделаешь. Она глотала деревню за деревней, убивая целыми семьями, целыми городами. От одной трети до половины всей Европы».

— Нет! — вскричала Розамунда, пытаясь подняться.

Киврин с Рошем кинулись к ней, но девочка уже улеглась.

Ее укрыли, однако через секунду одеяла снова полетели на пол.

— Я все скажу матушке, Агнес, неслух, — пробормотала она. — Выпусти меня.

Ночью стало холоднее. Рош принес побольше углей для жаровни, а Киврин привязала обратно вощеную штору, но комната все равно сильно выстудилась. Киврин с Рошем по очереди сворачивались клубком у жаровни, пытаясь немного поспать, и просыпались дрожа, как Розамунда.

Клирик не дрожал, только жаловался на холод, заплетающимся, как у пьяного, языком. Ступни и руки у него заледенели и потеряли чувствительность.

— Их нужно к огню, — решил Рош. — Надо спустить их вниз, в зал.

«Ты не понимаешь, — мысленно ответила Киврин. — Единственная надежда на спасение в том, чтобы изолировать больных, не давая распространяться инфекции». Только ведь все и так уже распространяется. Как там Ульф, у него тоже мерзнут ноги и руки? И чем он будет греться? Видела она деревенскую лачугу изнутри, сидела у их огня. Этот очаг даже кошку не согреет.