— На кухне стащил? Иметь оружие — это смерть для тебя!

— Иметь свое мнение — это тоже смерть для раба, однако же ты меня пока не повесила. — Кевин взглянул на нее в упор:

— Если на нас сегодня нападут, я не собираюсь стоять в стороне и наблюдать, как тебя убивают, только из почтения к твоей уверенности, что смирным поведением я могу заслужить лучшую участь в следующем рождении. Я намерен перерезать несколько глоток. — Сейчас он не шутил.

Мара чувствовала себя слишком усталой, чтобы ввязываться в спор. Джайкен наверняка знал о пропаже ножа, однако не счел нужным доложить о хищении. Значит, разговоры на эту тему будут встречены пожиманием плеч и пустыми взглядами, если она сама не задаст прямой вопрос. Между хадонрой и рабом из Мидкемии сложились весьма необычные отношения. Почти по любому поводу у них возникали бесконечные препирательства, но в тех немногих делах, в которых их мнения сходились, они держались заодно, словно их связывала клятва на крови. ***

Незадолго до полуночи в наружную дверь постучали.

— Кто идет? — спросил часовой.

— Дзанваи!

Высвободившись из объятий Кевина и стряхнув дремоту, Мара повелительно распорядилась:

— Откройте дверь!

Она хлопнула в ладоши, подзывая служанку, и приказала подать верхнее платье, а Кевину жестом напомнила, чтобы он принял более подобающую позу. Тем временем воины подняли тяжелый брус и оттащили столешницу, исполнявшую роль крепостной решетки. Дверь открылась в темный коридор, не освещенный ни одной лампой, и на пороге появился старый властитель, лицо которого было в крови — по всей видимости, от удара в голову. Его поддерживал один стражник, также раненный, — который то и дело оглядывался через плечо, словно опасаясь преследования. Люджан поторопил обоих пройти в комнаты, а сам помог воинам запереть и забаррикадировать дверь. Мара приказала вытащить спальную циновку из комнаты, служившей в качестве офицерской казармы. Слуги освободили раненого воина от необходимости поддерживать хозяина и помогли престарелому властителю поудобнее устроиться на подушках.

Сотник Кенджи, явившийся с целым мешком целебных снадобий, промыл и перевязал рану на голове старца, а один из воинов Мары помог солдату снять доспехи. Полученные им порезы также не остались без внимания: те, которые были поглубже, были смазаны бальзамом и туго перевязаны. Ничего опасного для жизни у обоих пострадавших не обнаружилось. Мара послала слугу за вином, а затем спросила, что же случилось.

Все еще бледный от пережитого потрясения и боли, старый властитель устремил на хозяйку слезящиеся глаза:

— Злой рок, госпожа. Я засиделся за ужином с моим кузеном Деканто из Омекана; разговор шел о моей поддержке его притязаний на белое с золотом. Когда я уже готовился отправляться восвояси, в его апартаменты вдруг ворвалось множество солдат в черных доспехах без каких-либо отличительных признаков. Целью их нападения был властитель Деканто… а я просто оказался у них на пути. Когда мы покинули место боя, Деканто еще сражался.

Слуга принес поднос с наполненными кубками. Мара дождалась, пока ее гости взяли по кубку, а потом деликатно поинтересовалась:

— Кто же послал таких солдат?

Старый властитель отведал вина, слабой улыбкой дав понять, что оценил его превосходный вкус, а Потом не удержался от гримасы: боль от раны напоминала о себе при малейшем движении.

— Боюсь, это может оказаться любой из шестерых других его кузенов. Омекан

— большой клан, а Альмеко не оставил ясных указаний относительно его будущего наследника из числа племянников Оаксатуканов. Деканто казался очевидным преемником…

— Но кому-то это не казалось очевидным, — вставила Мара.

Властитель Дзанваи пустился в рассуждения:

— Деканто — первый сын старшей сестры Альмеко. Аксантукар старше годами, ибо он родился раньше, но его мать была младшей сестрой, отсюда и вся путаница. Альмеко — будь проклята его черная душа — воображал, что он бессмертен. Жена, шесть наложниц — и ни одного сына или дочери.

Подумав и выпив глоток вина, Мара предложила:

— Я буду рада, если ты останешься у меня, господин. Если же ты предпочитаешь собственные покои, я пошлю стражника, чтобы он тебя проводил.

Старик склонил голову:

— Госпожа, я у тебя в долгу. Если можно, я останусь. Вокруг творятся убийства. Мой почетный эскорт состоял из пяти воинов. Мы унесли ноги по меньшей мере от шести подозрительных компаний… Боюсь, что четверо из моих воинов сейчас мертвы или умирают. Нам попадались и другие вооруженные банды, но, благодарение богам, они не обратили внимания ни на последнего оставшегося при мне воина, ни на меня.

Без шума и суеты Люджан удвоил стражу у дверей. Затем он прислонился к дверной раме между комнатами и по привычке покосился на лезвие своего клинка, прежде чем спросить:

— Они все одеты в такие же черные доспехи, как и те, кто напал на вас?

— Я не заметил, — признался старик.

Раненый воин оказался более наблюдательным. Немного приободрившись от выпитого вина, он прохрипел:

— Нет. Некоторые действительно были похожи на тех. Другие — в форме Минванаби — черной с оранжевым… Властитель Тасайо, должно быть, прибыл в Кентосани. А еще нам попадались… ну, эти… из Братства Камои.

Мара чуть не сплюнула от омерзения:

— Убийцы! Здесь, в Имперском дворце?

Над сверкающим безупречным клинком Люджана встретились взгляды военачальника и его госпожи. Она помнила, а он знал, что некогда Мара едва не погибла от рук фанатика из ордена наемных убийц, засланного в ее дом властителем Джингу из Минванаби.

Воин бесстрастно продолжал:

— Да, госпожа, это были убийцы из братства. Черные рубахи и головные повязки, руки выкрашены в красный цвет, мечи привязаны за спиной. Они приблизились неслышно, посмотрели на наши цвета, чтобы определить, из какого мы дома, и так же неслышно скрылись за углом. Сегодня не мы были их намеченной жертвой.

Кевин поднялся с места и, присоединившись к Люджану у дверного проема, тихо спросил:

— Что такое «братство»?

Люджан провел большим пальцем по своему клинку, и хотя никаких новых зазубрин он не обнаружил, лицо у него оставалось крайне хмурым.

— Братства, — сухим бесцветным голосом сообщил он, — это общины, что-то вроде семей, только они не входят ни в один клан и честь их нимало не заботит. Каждая такая община не обязана преданностью никому и ничему; они подчиняются только обехану, великому магистру, и своему разбойничьему кодексу крови. Выражаясь вежливо, это преступники, не уважающие традиций. — Меч блеснул в свете лампы, когда военачальник повернул его другой стороной.

— Некоторые из общин, например Братство Камои, сделали из своего грязного ремесла некое подобие извращенной религии. Они верят, что души их жертв — это и есть настоящие молитвы во славу Туракаму. По их понятиям, убийство — это святое деяние. — Люджан вложил меч в ножны, и в его тоне послышалась нотка невольного восхищения: