Анжелина помнила все подробности, помнила, как ее тело изгибалось от наслаждения…

— Все прошло, папа. Иди ложись. Неужели я кричала так громко?

— Я думал, что тебе перерезают горло, — проворчал Огюстен. — Что тебе приснилось, черт возьми?

— Зверь, о котором нам рассказывала накануне Октавия у дядюшки Жана. Зверь, который убил сто человек, бродя вокруг деревень. Ужасная история!

Сапожник поморщился. Анжелина легла, натянув простыню до самого подбородка.

— Не волнуйся, я уже успокоилась. Ты здесь, в своей комнате. Рядом — собака, — ласково сказала Анжелина.

— Моя бедная малышка! Надо же, ты оказалась причастной ко всему этому бардаку, к этим жутким преступлениям, к аресту этого типа… Вскоре тебе придется давать показания в Тулузе. Позволь дать тебе совет: думай лучше о своем докторе Косте. Ты будешь прелестной невестой, Анжелина. Думай о белом платье, о будущих детях. Ладно?

— Да, папа, ты прав. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, детка!

Анжелина осталась одна. Ее преследовал кошмарный сон. И тут она поняла, что в этом ужасном и одновременно чудесном сне отсутствовал один человек: ее будущий супруг, Филипп Кост. «Я думала, что отдаюсь Гильему, а это был Луиджи. Что все это означает? Боже мой, неужели его действительно отправят на гильотину?! Алая кровь на моей груди… Это была его кровь. Но почему? Почему мне приснился этот сон?!»

Анжелина долго не могла успокоиться. Она упорно вспоминала все, что ей было известно о странном музыканте, перебирала в памяти его слова, выражения. Постепенно подозрения рассеялись.

«Он мог постричься, потому что наступило лето. А оделся, как местные жители, чтобы не привлекать к себе внимания жандармов, поскольку боялся, что его арестуют, обвинив в убийстве Люсьены. Он умолял меня верить ему, не вмешиваться. Я не учла, кем он был на самом деле: актером, комедиантом, бродягой. Да, они вызывают к себе недоверие. Во время представления актеры развлекают публику, но затем люди хотят, чтобы они как можно скорее уехали. Я поступила дурно, осталась глухой ко всему тому, что он пытался мне растолковать. Я упорно продолжала осуждать его, возможно, из-за страха, да, от страха поддаться его чарам. Надо признать, он человек образованный, умный, не похож на других, но дядюшка Жан тоже образован, умен и не похож на других. Господи, прости меня, я чувствую, что совершила ошибку!»

Анжелина беззвучно заплакала. Она горько сожалела о том, что сделала, вспоминая воображаемые поцелуи Луиджи, тепло его тела.

«Нет, нет, я схожу с ума, — упрекнула она себя. — Если он действительно невиновен, если он умрет из-за моей ошибки, я буду раскаиваться всю оставшуюся жизнь. Луиджи, или все же Жозеф де Беснак?..»

Вволю наплакавшись и горячо помолившись, Анжелина уснула. Через час запели городские петухи, приветствуя новый день.

Анжелина пришла к Жерсанде де Беснак через день после того ужасного сна, продолжавшего мучить молодую женщину. Анри бегал вокруг Октавии, которая чистила морковь. На ней был безукоризненно выглаженный фартук, волосы убраны под белоснежный чепец.

— Здравствуй, Анжелина, — сказала служанка. — Я специально оставила дверь открытой. Мадемуазель недовольна. Вчера ты не удостоила нас своим вниманием. Целый день без тебя! Предупреждаю, госпожа пребывает в дурном настроении.

— Я этот день провела с отцом. Нам нужно было многое обсудить: его свадьбу, мою помолвку…

— О, я тебя ни в чем не упрекаю, — запротестовала Октавия.

— Ну что ж, пойду к мадемуазель. Я взяла арьежскую газету, которую почтальон положил на ступеньку.

— Спасибо. Отнеси ей газету. Возможно, тогда она смягчится… А ты, Анри, не хочешь поцеловать крестную?

Ребенок играл с морковкой. Он отрицательно покачал головой и, рассмеявшись, на четвереньках уполз под стол.

— Какой хитрый! — воскликнула Анжелина. — Мой малыш, мой котенок, ты не хочешь меня поцеловать? Ты тоже на меня сердишься?

Анжелина наклонилась и стала щекотать малыша, не принуждая его покидать свое убежище. Анри засмеялся еще громче.

— Пелестань, мама, — попросил он.

— Ты слышала, Октавия? — удивилась Анжелина. — Он попросил меня перестать щекотать его. Я все поняла, хотя он не выговаривает «р». И он назвал меня мамой. Господи, он назвал меня мамой!

— И все же мы постоянно твердим ему, что ты приходишься ему крестной матерью. Только бы никто ничего не узнал! Когда ты выйдешь замуж за доктора, тебе придется сдерживать свои материнские чувства.

Слова Октавии расстроили Анжелину. Она вышла из кухни и направилась в гостиную. Удобно устроившись в кресле-качалке около окна, Жерсанда читала.

— О, Анжелина! Ты видела мои розы? Вчера их принес мне кучер.

— Да, чудесные цветы, они так приятно пахнут. Надеюсь, вы хорошо отдохнули после поездки в Бьер.

— А ты? Где ты пропадала?

— Я не выходила из дому. Папа был просто счастлив. Мы даже пообедали во дворе, под сливой. Прошу вас, не сердитесь, мне надо было подумать.

Анжелина рассеянно протянула газету Жерсанде. Жадная до новостей местной жизни, старая дама буквально выхватила ее из рук.

— Я не сержусь на тебя, — заверила Анжелину Жерсанда. — Только мне было не по себе. Я плохо сплю из-за мух, да еще эти ужасные преступления…

Анжелина облокотилась на подоконник и принялась наблюдать за черно-белым котом, охотившимся за воробьем на крыше соседнего дома.

— Я тоже сплю беспокойно, — призналась она. — Вечером я написала Филиппу Косту длинное письмо, посоветовав ему приехать в середине июля. Папа согласен. Мы пообедаем в ресторане на берегу реки.

— Вы могли бы пообедать и у меня. Октавия превосходно готовит.

— Папа ни за что не согласится. Но мы с Филиппом придем к вам на чай, обещаю, — твердо сказала Анжелина.

Старая дама молча кивнула головой и тут же погрузилась в чтение газеты. Но едва пробежав глазами несколько строчек, она воскликнула:

— Боже мой! Послушай этот заголовок, напечатанный крупными буквами на первой странице: «Таинственное бегство из больницы Сен-Лизье». А статья начинается так: «Раненый узник сбежал от охранявшего его жандарма, притворившись, будто потерял сознание. Подозреваемый в деле об убийствах и изнасилованиях так называемый Луиджи, акробат по профессии, улизнул…»

Сердце Анжелины бешено забилось. Она с недоумением смотрела на Жерсанду.

— Продолжайте же! Что там еще написано?

— Боже, какой легкомысленный стиль! Можно подумать, что эта история позабавила автора статьи. Так, где я остановилась? Ах да, он улизнул. «Возникает вопрос: как посреди ночи этот опасный преступник мог покинуть многовековые стены больницы города? К какому ловкому обману он прибегнул? Монахиня, сестра Сент-Антуанетта, обнаружила стража закона лежащим на полу коридора. Он был пьян, а кровать была пуста. Хотим успокоить население: бригады из Кастильона, Сен-Жирона и Сен-Лизье ведут активные поиски сбежавшего». Вот видишь, Анжелина, своим бегством этот человек признался в содеянном. Но он не уйдет далеко.