На пороге стояли инспекторы из социальной службы с финальной досудебной проверкой. Я пыталась объяснять, оправдываться. Я даже денег им предлагала, что они тоже зафиксировали в протоколе.

Вечером позвонил Алешин и сказал, что я сильно налажала, и нам придётся долго объяснять уже судье, что это был разовый случай, и что я не конченая алкоголичка, к тому же безработная алкоголичка, склонная к истерикам.

Единственный, кто меня понимал и не осуждал это Марк. И Стелла. Она приехала, чтобы поддержать меня перед судом. И я знаю, что на заседание приедут все. Все четырнадцать братьев и сестёр, и моя мама, чтобы поддержать на мою сторону. Чтобы бороться вместе со мной. Они все стоят того, чтобы я не сдавалась. Моя девочка стоит того, чтобы жить, сражаться и не опускать руки.

Я с трудом пережила эти три дня до самого важного после рождения дочери события в моей жизни. Я так волновалась и дрожала, что пришлось принять успокоительное, чтобы не показаться неврастеничкой.

Как я и думала, с моей стороны прибыла огромная группа поддержки. Со стороны Солнцева только его адвокат. Нелепо даже. Адвокат адвоката Солнцева. И еще какие-то свидетели, которых я никогда не видела. Сам он не соизволил явиться, назначив своим представителем официальное лицо.

Это было не судебное разбирательство, а настоявший фарс. Я ожидала, что будет непросто, но с самого начала стало понятно, что судья на стороне Солнцева, куплена им или я не знаю, что у него с ней за договоренность. Даже не разбирательство, а просто полное унижение меня, моего достоинства и личности. Бесконечный поток грязи и нелепых обвинений, которые ставили меня в полный ступор, что я даже не сразу находила, что ответить. Алешин тоже не ожидал подобного, растерявшись, особенно когда в ход пошли неопровержимые улики. Пресловутые записи с ютуба, где я пьяная с Марком возле казино едва держусь на ногах, вдогонку показания социальных инспекторов, которые накануне застали меня с полупустой бутылкой вина, фотографии, где я в сомнительном состоянии размазываю тушь, сидя на тротуаре. Далее пошли просто перечисления того, что я безработная, не имею собственной жилплощади, и живу на деньги любовника, который тоже имеет печальную известность, и был уличен не раз в употреблении наркотических веществ, пьяном вождении и неадекватном поведении. Так же подняли факты из прошлой жизни, нашлись свидетели, которые заявили, что я не просто работала в клубе танцовщицей гоу-гоу, но и за деньги оказывала сексуальные услуги в отдельной комнате, что, разумеется, было ложью, но кто поверит алкоголичке, которая оставила ребенка своей матери, чтобы уехать к своему любовнику и развлекаться там с ним, оплачивая свои развлечения деньгами из общего семейного счета. Когда пришла очередь наших с Марком соседей рассказывать, какая я ужасная и аморальная женщина, я уже перестала даже спорить, просто приняв наблюдательную позицию. Этот фарс длился два часа. Два часа поливания меня грязью. Надо отдать должное моим близким, которые со своей стороны опровергали показаниями каждое сказанное слово оппонентов, но это уже не имело значения. Судья знала, какой вынесет вердикт еще до начала судебного процесса.

Я слушала, как зачитывают решение, безучастно глядя в окно, и вспоминая день моей свадьбы. Почему-то именно сейчас, когда все было кончено, когда он растоптал меня, сравнял с землей, с грязью под своими ногами, отобрав все, что сам когда-то дал мне…я вспомнила, как он смотрел на меня, когда мы давали обеты. Это казалось таким настоящим…. Был такой же тёплый солнечный день, и в небе парили птицы. Мне казалось, что само небо улыбается мне, и так боялась однажды потерять свое счастье.

Я поняла, что плачу, когда мама, обняв меня, прижала к моим щекам платок, стирая слезы.

– Мы подадим апелляцию, Маш. Будет другая судья, мы подготовимся лучше. Не нужно сдаваться. Это только первый раунд.

Я не знаю, кто это сказал, но рассеянно кивнула, направляясь к выходу. Марк держал меня за руку, тревожно вглядываясь в мое лицо.

– Я в порядке. В порядке, – на автомате повторяла я.

Когда мы вышли на улицу, толпа вокруг меня не спешила расходиться. Я задыхалась, чувствуя, что близка к очередному срыву.

– Я хочу побыть одна. Пожалуйста, дайте мне побыть одной. Я просто пройдусь немного и вернусь домой. Марк, ты тоже. Не ходи со мной, – произнесла я, убегая от сочувствующих родственников, которые любят и переживают.

Мне жизненно необходимо перевести дыхание, подумать и привести мысли в порядок. Я не могу сейчас идти домой и видеть комнату, которую я приготовила для Евы. Я надеялась привести ее сегодня туда.

Это выше моих сил.

Меня не удерживают. Мы все очень хорошо знаем и чувствуем друг друга, и мой характер и упрямство тоже не для кого не секрет. Марк упирается дольше других, но взяв с меня обещание, что через час я позвоню, тоже отступает.

Но я не звоню ни через час, ни через два. Отключаю мобильный телефон, чтобы мне не надоедали звонками.

Я беру такси и еду к бывшему нашему с Солнцевым дому. Нет никаких планов или стратегий. Я сама не осознавала, куда еду, пока не оказалась перед закрытыми стальными воротами. Я не стала ругаться с охранниками, когда мне велели покинуть территорию. Просто сняла пиджак и, расстелив его на траве, сообщила, что никуда не уйду, пока мне не покажут дочь. И я знала, что действительно не уйду. Если понадобится, то и жить тут буду. Ни одного дня без нее больше не вынесу. Я существовала все эти недели одной надеждой, что суд решит наши с Солнцевым проблемы и вернет мне дочку.

Я никогда не собиралась лишать Диму общения с Евой, у меня и в мыслях такого не было, несмотря на мой гнев и обиду. Так почему же он так поступает со мной, так неоправданно жестоко?

Только пепел знает, что значит сгореть дотла.

Иосиф Бродский.

Мария

В два часа ночи начался дождь, и я промокла насквозь, ужасно замерзла, но не сдалась. Сил придавало то, что я видела – в окнах горит свет, и, значит, Солнцев дома. Когда-нибудь он покинет стены своей крепости, и я заставлю его ответить, где Ева. Меня ничто не остановит, ни его охрана, ни он сам. Я готова драться насмерть. Мне больше нечего терять.

В четыре часа утра, когда мои зубы стучали на всю округу, а я сама уже практически пребывала в бессознательном состоянии, появился охранник и сказал, что я могу войти. Непонятно откуда у меня взялись силы, но я не пошла – побежала, вслед за ним, словно только что получила дозу адреналина.

Я не знаю, на что надеялась… Может, что с порога на меня с криками «мама» набросится Ева или меня сразу отведут в ее спальню, и я хотя бы смогу посмотреть на нее, поцеловать в пухлую щечку, но в доме меня встретила тишина. Охранник отвел наверх, в мою бывшую комнату, где совершенно ничего не изменилось. Все лежало на своих местах, словно я никуда не уходила. От этого становилось жутко и не по себе.

– Дмитрий Евгеньевич велел вам принять горячий душ, переодеться в сухую одежду и спуститься с гостиную, – официально сообщил охранник.