— Вот, сэр, — сказал Бай. — Это для вашей миссис Хоффман. Чтобы она знала, что вы сделали в Кузнецких Вратах.

Поместье Фениксов, восточная баррикада, Хасинто, спустя две недели после снятия осады Анвегада

Адам Феникс с трудом выбрался из такси, полный решимости ради Маркуса держаться прямо и выглядеть бодрым.

Трудно объяснить маленькому ребенку, что хромота и костыли — это не страшно. Первое впечатление будет самым главным. Адам хотел, чтобы Маркус понял одно: его отец сдержал свое обещание и вернулся домой. Возможно, это воспоминание останется с мальчиком навсегда, и оно должно быть позитивным.

Дверь открыла Элейн — как обычно, она не доверяла это экономке — и какое-то время просто стояла молча. Возвращение домой всегда было нелегким моментом. Им столько нужно было рассказать друг другу, излить душу, но Адам всякий раз не знал, что ему делать — то ли сжать ее в объятиях, то ли разрыдаться у нее на плече, или броситься к Маркусу, или… черт, ему хотелось сделать все это одновременно. Но отец никогда не подавал ему примера, как вести себя в такой ситуации, — ничего из перечисленного он не делал. Облегчение словно парализовало его — да, он действительно дома, ему это не снится, и на следующий день, проснувшись, он тоже окажется дома. Адам просто осторожно поднялся по ступенькам и, обняв Элейн, спрятал лицо в ее волосах.

— Когда в новостях сказали, что солдаты Двадцать шестого окружены в Кузнецких Вратах, — наконец заговорила она, — я думала, что ты там. Удивилась, узнав, что ты ранен.

— Я в порядке, — ответил он. — Там был взвод Коннот. Бедняги.

— Папа! Папа!

Маркус бежал к нему по выложенному плитками полу вестибюля. Адам наклонился и раскрыл объятия, чтобы подхватить сына на руки, — на этот раз, черт возьми, он не будет вести себя как его собственный отец. Он будет любить, баловать ребенка, выражать свои чувства к сыну, обнимать его, выполнять все свои обещания. Но Маркус внезапно остановился и дальше пошел медленно и важно, словно вдруг вспомнил, что надо вести себя прилично, как подобает главному мужчине в доме. Он взглянул Адаму в глаза — в этот момент лица их находились на одном уровне — с таким выражением, словно ждал подобного поведения и от него.

— Я скучал по тебе, Маркус, — произнес Адам, выпрямляясь. Момент был упущен, и он удовольствовался тем, что взъерошил сыну волосы. — Очень скучал.

— А что у тебя с ногой? — спросил Маркус. — А ты на войне всех спас?

Адам потерял больше половины своей роты. Вопрос этот причинил ему такую боль, какой он уже давно не испытывал.

— Нет, я спас не всех, — сказал он. — Но я собираюсь все изменить и сделать так, чтобы в будущем можно было спасти всех.

Маркус недоверчиво посмотрел ему в лицо, наклонив голову набок, — а может, он просто ничего не понял. Элейн взяла за руки его и Адама.

— Не будем стоять на пороге, — заговорила она. — Пойдемте посидим на кухне, как все нормальные люди. Маркус, принеси рисунок, который ты сделал в школе, покажи папе.

Маркус с уверенным и благовоспитанным видом отправился к себе наверх. Элейн сжала руку мужа:

— У него все в порядке, дорогой. Он очень вырос, с тех пор как пошел в школу. Но он просто помешан на том, чтобы знать, где я и что со мной все в порядке. Теперь, когда ты вернулся, это пройдет. — У нее было такое выражение, как будто она все-таки собирается заговорить о том, о чем обещала молчать. — Я знаю, что сейчас не время расспрашивать, но… ты надолго вернулся?

Адам уже принял решение. Он не хотел, чтобы его мотивы истолковали неправильно. С него довольно войны — но это отвращение побуждало его не просто сидеть дома, пока сражаются другие — те, у кого нет такой возможности. Ненависть к войне порождала у него стремление изменить положение вещей.

«Я не хочу, чтобы меня считали трусом. И больше всего не хочу, чтобы так считал Маркус. Я сделаю это и ради него тоже — будь я проклят, если он когда-нибудь станет солдатом и его убьют на фронте».

— Я не вернусь на войну, — ответил Адам. Он заранее сочинил объяснение для Элейн, чтобы она не подумала, будто он испугался. — Я намерен пойти на работу в Научно-исследовательский отдел. Займусь разработкой нового оружия. Я не хочу, чтобы сегодня, в наше время, людей превращали в пушечное мясо, не хочу, чтобы стреляли из пушек столетней давности и морили друг друга голодом в осажденных городах. Необходимо создать средства устрашения. У нас будет новое оружие. Если политики окажутся настолько глупы, чтобы продолжать эту войну, они вынуждены будут рисковать при этом и своей жизнью, а не только жизнями мужчин и женщин, которых они отправляют на фронт. И я создам такое оружие. Я заставлю этих отвратительных демагогов дважды подумать, прежде чем начать войну.

Адам был намерен достичь своей цели так же твердо, как собирался сдержать клятву верности, данную жене в день свадьбы. Он дал обет, и он его выполнит. Он слышал, как бьется его сердце. Элейн посмотрела на него глазами полными слез и улыбнулась.

— Ты сделаешь это, — сказала она. — Обязательно, черт возьми, сделаешь, доктор Феникс.

— Майор Феникс, — поправил он. — Меня повысили. Но это не заставит меня изменить решение. — Он вытащил из кармана газетную страницу и показал жене. Сообщения обо всех новых повышениях в звании печатали в газетах. — Видишь? Второй параграф.

Элейн взяла газету:

— Боже мой, сколько народу из вашего полка! Надо было оставить немного почестей и другим беднягам, Адам. О, смотри — Елена Штрауд, капитан. Она будет генералом, уж поверь мне.

Адам забрал газету и улыбнулся. Пусть Елена получит столько золотых звездочек и нашивок, сколько ей хочется.

В этой же газете сообщалось, что лейтенант Виктор Хоффман, 26 КТП, получил звание капитана и награжден медалью Правителя за участие в обороне базы Кузнецкие Врата. Адам подумал: какая жалкая награда досталась этому бедняге. Интересно, как он воспринял ее и встретятся ли они когда-нибудь, чтобы поговорить об этом…

Я оказал вам услугу. Я знал, что вам самому это не по силам. Вы в КОГ отказались от естественных представлений о правосудии и заменили их гуманными правилами обращения с людьми, которые не признают никаких правил. Что такое две лишние казни бродяг для Горасной? Заслуженная кара. А что они для вас? Проблема, которую вы не в состоянии решить.

Миран Треску, в разговоре с Виктором Хоффманом о том, почему он самовольно казнил Михаила и Ниала Энадоров

Дорога на военно-морскую базу Вектес, наши дни, месяц штормов, через пятнадцать лет после Прорыва

— Скорее всего, он просто куда-то сбежал, — сказала Аня. — Если бы его убили, мы нашли бы тело.

Берни вела «Тяжеловоз» со скоростью десять километров в час, потому что такова была предельная скорость в лагере, но давить и сбивать все равно было некого. Масштабы разрушений потрясли ее. Лагерь походил на прибрежное поселение бродяг, которое его обитатели спалили дотла, чтобы не оставить КОГ даже досок на дрова.