тело слишком слабое по своей природе, поэтому трудно сказать...

Услышав это, Сюэ Мэн стал еще более беспокойным и резко вскочил на ноги:

— Просто жди меня здесь. Не стоило доверять такое важное дело этой ненадежной псине. Лучше схожу сам!

Но когда он обернулся, тут же увидел белоснежные одежды Чу Ваньнина.

Двое под деревом воскликнули в унисон:

— Учитель!

— Меня кое-что задержало. Я возьму вас сегодня на тренировку. Пойдемте.

Когда Чу Ваньнин отвернулся, Ши Мэй подошел к Мо Жаню, который следовал за ним, и тихо спросил:

— С Учителем что-то случилось? Что за задержка?

Мо Жань закатил глаза:

— Да он просто проспал.

— А?

— Ш-ш-ш, веди себя так, будто не знаешь.

Мо Жань потер все еще болевшую щеку. Он определенно не хотел схлопотать еще одну пощечину от Чу Ваньнина

Ресницы Ши Мэя дрогнули:

— Почему твоя левая щека такая красная?

— Если ты продолжишь спрашивать, моя правая щека станет точно такой же. Просто забудь. Пошли.

Когда они прибыли на Платформу Шаньэ, Чу Ваньнин отправил Мо Жаня и Ши Мэя на тренировочную площадку, а сам отвел Сюэ Мэна в сторону.

— Сядь, — обратился он к Сюэ Мэну.

Сюэ Мэн всегда беспрекословно повиновался каждому слову Учителя, хотя и не мог бы назвать причины такого абсолютного доверия. В этот раз он также сразу подчинился и сел на указанное место.

Чу Ваньнин сел напротив него.

— Конкурс Линшань через три года. Какие у тебя планы?

Сюэ Мэн посмотрел вниз, и прошло мгновение, прежде чем он выдохнул сквозь стиснутые зубы:

— Стать лучшим.

Если бы Чу Ваньнин спросил его перед поездкой на озеро Цзиньчэн, Сюэ Мэн ответил бы с гордостью и пафосом. Однако теперь в этой фразе было больше упрямства, чем уверенности и гордыни. Конечно, былая самоуверенность сильно увяла, но он точно не был готов просто отойти в сторону и передать титул Любимца Небес кому-то другому.

Сказав это «стать лучшим», Сюэ Мэн с тревогой в сердце украдкой взглянул на Чу Ваньнина.

Чу Ваньнин смотрел на него без малейшей насмешки или сомнения.

Он ответил просто и нейтрально:

— Хорошо.

Глаза Сюэ Мэна мгновенно вспыхнули:

— Учитель, вы думаете... думаете, я все еще могу… Я... — от волнения юноша потерял дар речи.

Чу Ваньнин кивнул:

— Мои ученики никогда не сдаются без боя.

— Учитель...

— Выдающиеся юноши из всех орденов участвуют в состязании на горе Линшань. Те, у кого нет божественного оружия, естественно, не сравнятся с ними, но даже если у твоего противника есть такое оружие, не нужно бояться. Божественное оружие — это не то, чем можно легко овладеть за короткий промежуток времени. Хотя твой Лунчэн уступает божественному оружию, он все равно одно из лучших оружий, созданных смертными мастерами. Если ты будешь усердно практиковаться в течение этих трех лет, то не исключено, что ты займешь первое место.

Уважаемый мастер Чу Ваньнин имел репутацию человека, имеющего проницательный взгляд и широкие знания в области боевых искусств. Кроме того, он был не из тех людей, кто будет говорить ободряющую ложь, чтобы подбодрить кого-то. Поэтому, услышав эти слова, Сюэ Мэн был очень взволнован.

— Учитель, вы правда так думаете?

Чу Ваньнин прищурился и сказал:

— Сколько тебе лет, Сюэ Мэн? Я не утешаю никого старше пяти.

Сюэ Мэн смущенно потер нос и расплылся в улыбке.

Чу Ваньнин продолжил:

— Нельзя предсказать победу или поражение. Однако высокомерие недопустимо, когда дело касается борьбы. Вы должны усердно трудиться, чтобы достигнуть лучшего результата.

Сюэ Мэн ответил:

— Я понимаю!

Закончив разговор, Чу Ваньнин направился к тренировочному полю, которое находилось в дальней части Платформы. Для того, чтобы ученики во время спарринга случайно не поранили проходящих мимо людей, оно было удалено от основного комплекса. Чтобы попасть на тренировочное поле, нужно было пройти по длинному коридору, а затем повернуть за угол.

Выйдя из-за угла, Чу Ваньнин увидел, что Ши Мэй и Мо Жань тихо разговаривают, повернувшись к нему спиной.

— Вы… — Чу Ваньнин уже собирался позвать их, однако, разглядев всю сцену, внезапно замолчал.

Автору есть что сказать:

«Напишите краткое эссе, кем вы хотели бы быть…»

Чу Ваньнин: — Наверное, самый злобный преподаватель в Университете.

Ши Мэй: — Хирург.

Сюэ Мэн: — Студент киноакадемии. Читать нараспев (*от пер. — рэп?)... это же актерское мастерство...

Сюэ Чжэнъюн: — Угольный магнат, местный нувориш и деспот.

Госпожа Ван: — Певица кабаре, дама сердца деспотичного нувориша.

Мэй Ханьсюэ: — Психолог–консультант.

Е Ванси: — Честный народный дружинник.

Мо Жань: — Гонщик. Не спрашивайте меня почему. Все зависит от того, на чем (ком) я еду…

[Визуал к 49 главе] 

Глава 50. Ты нравишься этому достопочтенному

Как человека, который любил свое оружие, увиденная сцена так разозлила Чу Ваньнина, что он лишился дара речи.

Пожалуй, можно сказать, что он увидел идиота.

Неподалеку, под цветущими деревьями, Мо Жань вызвал Цзяньгуй.

Размер священного оружия по желанию хозяина мог меняться, и большинство владельцев предпочитали придавать своему божественному оружию более внушительный вид или сохраняли его естественный размер, как это делал Чу Ваньнин. Мо Жань же сделал Цзяньгуй совсем крошечным, превратив в крошечную ветку длиной и шириной с ленту для подвязывания волос. Божественное оружие, превратившееся в тонкий прутик с крошечными листьями, выглядело как несчастный маленький ребенок.

Внутренняя сила разных людей индивидуальна. Когда Чу Ваньнин передавал Тяньвэнь свою духовную энергию, она светилась золотым сиянием. Цзяньгуй же горел алым и, если не обращать внимание на листочки, стал похож на красную нить судьбы[50.1].

— Ши Мэй, привяжи его к своей руке. Я хочу посмотреть, обладает ли Цзяньгуй способностью Тяньвэнь убеждать людей говорить правду.

— Э-э ... ты хочешь проверить его на мне?

Мо Жань улыбнулся:

— Да, потому что ты самый близкий для меня человек и я знаю, что ты никогда не будешь лгать мне.

Ши Мэй все еще колебался:

— Это правда, но…

— Эй, я не буду спрашивать ничего неприятного. Если ты мне не веришь, давай поклянемся на мизинцах? — Мо Жань оттопырил мизинец.

Ши Мэй не знал, смеяться или плакать:

— Ты все еще ведешь себя как ребенок! Сколько тебе лет?

— Да ладно, давай поклянемся! Если в восемь лет это было нормально, то и в восемнадцать, и в восемьдесят восемь это тоже приемлемо. Что в этом